JК
Гражданин убегающий :: Маканин Владимир
Страница: 6 из 54 — Томилин терзался. — Заарканит она меня, Павел…
— Не ной, — одернул Павел Алексеевич. — Поговорю с ней — хочешь?
— Ради бога, нет! — всплеснул руками Томилин. — Ради бога! Только хамства твоего тут не хватает.
— Тогда чего ты хочешь?
— Не знаю…
Зато Павел Алексеевич знал: дело само собой клонилось к тому, к чему оно у них клонилось обычно, — к отъезду. Они как раз сдали второй жилой корпус, а люди они не подневольные, сегодня поработали здесь, завтра поработают там, — в этом была своя и уже привычная правота. Павел Алексеевич усмехнулся:
— Что же, давай сматываться.
— А Витюрка согласится?
Томилин, конечно, знал, что Витюрка согласится, вопрос в никуда — он просто так спрашивал, он ныл. Павел Алексеевич, как бы и впрямь советуясь, глянул на пустую сейчас кровать Витюрки (втроем они здесь жили) и ответил утонченному Томилину не без насмешки:
— Почему же не согласится — корпус мы сдали.
Томилин вспомнил умершую жену:
— Аннушка, зачем ты покинула меня? Аннушка, вся моя жизнь пошла прахом… — Дальше в знакомом для Павла Алексеевича порядке должно было последовать: «зачем я, Аннушка, не умер с тобой вместе», и «голубка моя нежная», и кое-что из предчувствий Аннушки, повторявшей «в то серенькое утро», перед смертью: нелегко, мол, милый, тебе без меня будет. Кляня очередную повариху, Томилин непременно должен был поплакать об Аннушке. Павел Алексеевич стал утешать.
— Не ной, — одернул Павел Алексеевич. — Поговорю с ней — хочешь?
— Ради бога, нет! — всплеснул руками Томилин. — Ради бога! Только хамства твоего тут не хватает.
— Тогда чего ты хочешь?
— Не знаю…
Зато Павел Алексеевич знал: дело само собой клонилось к тому, к чему оно у них клонилось обычно, — к отъезду. Они как раз сдали второй жилой корпус, а люди они не подневольные, сегодня поработали здесь, завтра поработают там, — в этом была своя и уже привычная правота. Павел Алексеевич усмехнулся:
— Что же, давай сматываться.
— А Витюрка согласится?
Томилин, конечно, знал, что Витюрка согласится, вопрос в никуда — он просто так спрашивал, он ныл. Павел Алексеевич, как бы и впрямь советуясь, глянул на пустую сейчас кровать Витюрки (втроем они здесь жили) и ответил утонченному Томилину не без насмешки:
— Почему же не согласится — корпус мы сдали.
Томилин вспомнил умершую жену:
— Аннушка, зачем ты покинула меня? Аннушка, вся моя жизнь пошла прахом… — Дальше в знакомом для Павла Алексеевича порядке должно было последовать: «зачем я, Аннушка, не умер с тобой вместе», и «голубка моя нежная», и кое-что из предчувствий Аннушки, повторявшей «в то серенькое утро», перед смертью: нелегко, мол, милый, тебе без меня будет. Кляня очередную повариху, Томилин непременно должен был поплакать об Аннушке. Павел Алексеевич стал утешать.