JК
Гримаска под пиковую точку :: Гергенрёдер Игорь
Страница: 21 из 30Петроний, Юрий Порфирьевич, занимайте гостей! Аленький, в машину, одну я тебя не оставлю... Ну, кайфуйте без меня, други.
* * *
Он мягко ведёт “жигули” по грунтовке среди ивняка, ветерок: постукивание налетающих жуков о ветровое стекло, скрежет ветвей по корпусу, песок сменяется лужами, при встряске она наталкивается плечом на его мускулистое плечо.
— Ну, а настоящий-то муж, — он не отрывает глаз от глубокой колеи, — взаправду не кинется искать?
— Вы из боязни пошлости не женились, а я из боязи пошлости не вышла замуж.
— Если я назову нас родственными душами, вы сочтёте это пошлостью. Впервые в жизни... я не знаю, что сказать... — он улыбается непосредственной улыбкой мальчишки, она чувствует, как внутреннее напряжение спадает. — Извините меня.
— Да будет вам извиняться... — когда-то она баловалась сигаретами и теперь ощутила потребность закурить. — Совершенно банальная, вернее, пользуясь вашей терминологией, пошлая история — затяжная дружба. Чуть не с отрочества. Милый, обаятельный мальчик — и в тридцать три всё тот же мальчик: петушиный хохолок, вздёрнутый носик, игривые глазки... Вечный мальчик. И вечно в чьих-то объятиях.
— Но по-прежнему дорог?
— Нет.
— Давно?
— Недавно.
— Представьте, я не вижу в этой истории пошлости. И, знаете, какая мысль мне пришла?
— Не знаю.
— А вот и ваш Табунский.
* * *
Он мягко ведёт “жигули” по грунтовке среди ивняка, ветерок: постукивание налетающих жуков о ветровое стекло, скрежет ветвей по корпусу, песок сменяется лужами, при встряске она наталкивается плечом на его мускулистое плечо.
— Ну, а настоящий-то муж, — он не отрывает глаз от глубокой колеи, — взаправду не кинется искать?
— Вы из боязни пошлости не женились, а я из боязи пошлости не вышла замуж.
— Если я назову нас родственными душами, вы сочтёте это пошлостью. Впервые в жизни... я не знаю, что сказать... — он улыбается непосредственной улыбкой мальчишки, она чувствует, как внутреннее напряжение спадает. — Извините меня.
— Да будет вам извиняться... — когда-то она баловалась сигаретами и теперь ощутила потребность закурить. — Совершенно банальная, вернее, пользуясь вашей терминологией, пошлая история — затяжная дружба. Чуть не с отрочества. Милый, обаятельный мальчик — и в тридцать три всё тот же мальчик: петушиный хохолок, вздёрнутый носик, игривые глазки... Вечный мальчик. И вечно в чьих-то объятиях.
— Но по-прежнему дорог?
— Нет.
— Давно?
— Недавно.
— Представьте, я не вижу в этой истории пошлости. И, знаете, какая мысль мне пришла?
— Не знаю.
— А вот и ваш Табунский.