Групповой портрет, 1945   ::   Набоков Владимир Владимирович

Он носил перстень с гербом, и я почему-то вспомнил смугловатую русскую девицу из Нью-Йорка, до того напуганную возможностью сойти - из-за внешности - за еврейку, что она таскала крестик прямо на горле, хоть веры в ней было так же мало, как и ума. Английский язык оратора отличался приятной беглостью, но жесткое "джар" в произношении слова "Germany" и назойливо возникавший эпитет "wonderful" ("чудесный"), первый слог которого звучал как "ван", обличали его тевтонское происхождение. Он то ли был, то ли стал, то ли вот-вот собирался стать профессором немецкого языка или музыки, или сразу обоих где-то на Среднем Западе; имени его я не уловил, и потому буду звать его "д-р Шу". - Естественно, он был безумен! - вскричал д-р Шу в ответ на какой-то вопрос одной из дам. - Помилуйте, ведь только безумец мог так запутать войну. И я, подобно вам, определенно надеюсь, что в скором времени, если выяснится, что он жив, его надежно упрячут в санаторию какой-нибудь нейтральной страны. Вполне по заслугам. Безумием было нападать на Россию вместо того, чтобы вторгнуться в Англию. Безумием было надеяться, что война с Японией удержит Рузвельта от решительного вмешательства в европейские дела. Наихудший безумец - это тот, кто не учитывает возможности чужого безумия. - Так вот все думаешь, думаешь, - сказала толстая дамочка, по-моему, миссис Малберри, - а ведь тысячи наших мальчиков, убитых на Тихом океане, остались бы живы, если бы все эти самолеты и танки, которые мы отдавали Англии и России, использовать для уничтожения Японии. - Вот именно, - сказал д-р Шу. - В том-то и состояла ошибка Адольфа Гитлера.