Искуситель (часть 2)   ::   Загоскин М Н

- Вы ошибаетесь, - сказал я, - мы ненавидим не про свещение, а то, что вы называете просвещением, мы не вос станем против законной власти, не превращаем публичных танцовщиц в богинь разума, церквей в конюшни и театры, не хвастаемся своим безверием, не стараемся закидать грязью небеса - нет, барон! Благодаря бога, народ русский верует, народ русский любит царей своих! Он верит, что всякая власть от господа, потому что верит словам Спасителя. Лицо моего гостя вытянулось на целый аршин. Я про должал.

- Да, барон! Мы не покинули еще старой привычки, в радости благодарить бога, в горе прибегать к нему с мо литвою, мы думаем, что без религии нет просвещения, и, несмотря на пример вашей просвещенной Франции, уверены, что не палачи, а одно время и общее мнение могут иско ренять предрассудки. Если все это, барон, по-вашему, невежество, так дай бог, чтоб мы его никогда не променяли на ваше просвещение. В жару разговора я не замечал, что барон совсем изме нился в лице: глаза его сверкали, но щеки были так бледны, и все черты выражали такое тревожное, болезненное состояние, что я испугался.

- Вы, кажется, нездоровы? - вскричал я. - Что с вами?

- Ничего! - прошептал барон, закрывая платком ли цо. - Пройдет!.. Я вижу, мне должно непременно пустить кровь... Вот и прошло!.. Знаете что, Александр Михайло вич? Будемте вперед говорить о чем-нибудь другом: от этих философических диспутов у меня всегда кровь бросается в голову. Да и к чему нам спорить? У каждого свой взгляд: вы видите вещи одним образом, я другим. Ну что? Скажите мне: вы решительно не едете со мною к Днепровской?

- Право, не могу.

- Так приезжайте сегодня вечером ко мне. Я встретил здесь много карлсбадских знакомых, они почти все ино странцы, и я хочу дать им послушать ваших московских цыган. Мы поужинаем, выпьем шампанского, не станем говорить о политике и, право, проведем время очень ве село. Я дал слово барону.