Истребители   ::   Ворожейкин Арсений Васильевич

— А, по-моему, все волнуются…

— Кого что волнует, товарищ комиссар… Грицевец, например, вчера, когда за майором садился… Ох, немало, наверно, пережил, как вы считаете?

— Еще бы!

— А некоторые больше переживают, когда о своей несчастной судьбе думают… Разница! Но меня сейчас тоже только бой волнует… Чтобы врезать, значит, как следует быть…

— Один поступок на войне может сделать человека героем, — заметил я.

— И трусом! — горячо подхватил Холин. — Вот я, например… У меня было на жене свет клином сошелся, всякий интерес к жизни пропал, а это разве не та же трусость?

Он помолчал и с силой добавил:

— А теперь, после того что сделал Сергей Грицевец, я готов один против всей Японии идти…

Примеры геройства тем и возвышают людей, что проясняют их мысли; смутная голова может увлечь на слепой порыв, но твердое мужество и отвага как черта характера требуют здравого, убежденного рассудка.

Все мои сомнения, вызванные разговорчиками и шепотками о Холине, развеялись.

Пока я шел по росистой траве к самолету, ноги промокли, в хромовых сапогах хлюпало. Я переменил носки, набросил парашют и забрался в кабину.

Небо светлело, на востоке все рельефнее вырисовывались очертания Большого Хингана. Воздух был прозрачен, и казалось, что горы совсем рядом — рукой подать. Видно, в эти часы природа имеет какое-то оптическое свойство все увеличивать и приближать.

Степь, еще несколько минут назад скрытая от глаза, начинала сереть. Пробудились и завели свои песни птицы.