Из жизни взятое   ::   Коничев Константин Иванович

Турка глухо проговорил:

– Не господь, а революция, Ленин вознесёт нас… Как жаль… Не дожил до самого хорошего… А оно будет. Об этом и в Маньчжурии, и в Адесте задолго до революции слыхали мы предсказания умных людей…

На минуту он замолк, посмотрел на меня жалостно.

– Не подходи ко мне близко. Как бы и тебя зараза не ужалила… Поберегись, – сказал он, через силу выдавливая слова. – Мало, мало Турка пожил, – продолжал он о себе, как о постороннем. – Мало пожито, да много видено… И в Ново-Петергофе служил, и в Рамбове, и в Слюшине, и в Выборге. (Рамбовым и Слюшиным он называл Ориенбаум и Шлиссельбург)… И с япошкой воевал… Весь свет объехал. А тут живут люди и всю жизнь паровоза не видали…

И вдруг, приподняв голову, Алексей слабым, охрипшим голосом нараспев произнёс:

…Не успел нам Стессель речь проговорить.

Как защитник Порт-Артура Кондратенко

Японским снарядом был убит…

Теперь я сожалею, что не запомнил и не переписал целиком любимую Туркину песню. Став взрослым, я нигде – ни в фольклорных сборниках, ни в песенниках, обильно выходивших в изданиях И.Д. Сытина, этой горестной солдатской баллады не встречал.

Последние слова песни Турка дотянул кое-как, полушёпотом и, тяжело переводя дыхание, вымолвил:

– Вот как… Скажи соседям: Турка с песней умирает…

Я отвернулся и смахнул рукавом слёзы. Жалко мне его было.

Крепко и долго, всю жизнь, держатся в памяти события, происшедшие в далеко ушедшие в прошлое юные годы. Запоминаются и люди.