Из жизни взятое   ::   Коничев Константин Иванович

А всё-таки страшно в такую пору расстройства чувств и угрызений совестибыть наедине с собой…

«Вот и Маяковский тоже… На этих днях газеты принесли весть… Осуждал Есенина. Такая глыбища. Такой силач в поэзии, а поднял на себя руку…»

Судаков раскрыл толстую тетрадь с мягкой клеенчатой обложкой и, не вырывая листка, начал писать отцу:

«Милый папа, дорогой отец мой Корней Петрович… Рад бы я тебе помочь сейчас, но я и сам переживаю тяжесть непосильную, гнетущую мое сердце. Потом узнаешь. Кто-нибудь расскажет. Прощай, отец… Я не хочу ничьего суда. Сам себя осуждаю и себе выношу смертный приговор, обжалованию не подлежащий… А в колхоз вступай обязательно, отдай всё и вступай. В кулаки тебя не имеют права произвести!.. Ты не торговал, ничем не спекулировал, батраков не держал, хлеба не прятал, налоги платил, делал всё, что требовалось от крестьянина…»

Он не закончил письма. Взял дрожащей рукой револьвер. Почувствовал холодную сталь. Рубцеватая рукоятка плотно укладывалась в сжатой ладони. Нажать… И – все. Кончено. Пусть разбираются. «И все-таки я не виноват. Устал? Да. Измотался? Да. Недоглядел? Тоже – да… Да что тут рассуждать?.. Уже ведётся следствие. Ждать, что оно покажет?.. Нет…»

Судаков перелистнул недописанную страничку письма отцу.