Страница:
3 из 6
Едва я покончил с маргаритками и улитками, как она проговорила задумчиво:
- Жан-Пьер съел для меня пятьдесят мух и остановился только потому, что мама позвала его к чаю.
Я содрогнулся.
Я чувствовал, что готов съесть для Валентины - именно так ее звали пятьдесят мух, но я не мог вынести мысли, что, стоит мне отвернуться, как она обманывает меня с моим лучшим другом. Однако я проглотил и это. Я начинал привыкать.
- Можно, я поцелую тебя?
- Ладно. Но не слюнявь мне щеку, я этого не люблю.
Я поцеловал ее, стараясь не слюнявить щеку. Мы стали на колени за кустами, и я целовал ее еще и еще. А она крутила серсо вокруг пальца.
- Сколько уже?
- Восемьдесят семь. Можно поцеловать тебя тысячу раз?
- Ладно. Только поскорее. Это сколько - тысяча?
- Я не знаю. Можно, я тебя и в плечо поцелую?
- Ладно.
Я поцеловал ее и в плечо. Но все это было не то. Я чувствовал, что должно быть еще что-то, мне неизвестное, но самое главное. Сердце у меня отчаянно колотилось, я целовал ее в нос и волосы и чувствовал, что этого недостаточно, что нужно что-то большее; наконец, потеряв голову от любви, я сел в траву и снял ботинок.
- Я могу съесть его ради тебя, если хочешь.
Она положила серсо на землю и присела на корточки. Я заметил в ее глазах огонек восхищения. Большего я не желал. Я взял перочинный ножик и начал резать ботинок. Она глядела на меня.
- Ты будешь есть его сырым?
- Да.
Я проглотил кусок, за ним другой.
|< Пред. 1 2 3 4 5 След. >|