JК
Тайна Нефертити :: Питерс Элизабет
Страница: 42 из 266Даже Джон, мой злой гений, вероятно, питал ко мне чувство не сильнее чем безразличное презрение...
Наружная дверь, которую я опять забыла запереть, распахнулась настежь. В дверном проеме стоял Джон.
Если бы у меня было слабое сердце, я упала бы замертво. То, что он появился, стоило мне о нем подумать, было так же сверхъестественно, как появление джинна из бутылки.
Моя нейлоновая ночная рубашка серийного производства, вся в рюшечках и оборочках, являла собой суррогат роскоши для стесненной в средствах девушки. Я вскинула руки и обхватила ими свои голые плечи. Жест был глупым и древним, как мир. Рот мой открылся, но не для приветственной речи, — дара речи я лишилась напрочь.
Он стоял, держась рукой за дверной косяк, и, сдвинув брови, смотрел на меня. Мне было хорошо знакомо это хмурое выражение во время небольших бесед, которые мы имели от случая к случаю в его кабинете, особенно после того, как Майк обнаружил паука в чернильнице. Для Блоча он приоделся, я же такой чести не удостоилась: на нем была его рабочая одежда — грязные хлопковые брюки и мятая рубашка. Закатанные рукава и ворот обнажали темную, как у арабов, кожу.
Не говоря ни слова и не дожидаясь приглашения, он шагнул в комнату и плюхнулся в кресло. Все его движения были такими — резкими, несдержанными. Только тогда я увидела Майка, вошедшего следом собственной персоной, хотя лицо его выражало сомнение, стоило ли ему здесь появляться.
Наружная дверь, которую я опять забыла запереть, распахнулась настежь. В дверном проеме стоял Джон.
Если бы у меня было слабое сердце, я упала бы замертво. То, что он появился, стоило мне о нем подумать, было так же сверхъестественно, как появление джинна из бутылки.
Моя нейлоновая ночная рубашка серийного производства, вся в рюшечках и оборочках, являла собой суррогат роскоши для стесненной в средствах девушки. Я вскинула руки и обхватила ими свои голые плечи. Жест был глупым и древним, как мир. Рот мой открылся, но не для приветственной речи, — дара речи я лишилась напрочь.
Он стоял, держась рукой за дверной косяк, и, сдвинув брови, смотрел на меня. Мне было хорошо знакомо это хмурое выражение во время небольших бесед, которые мы имели от случая к случаю в его кабинете, особенно после того, как Майк обнаружил паука в чернильнице. Для Блоча он приоделся, я же такой чести не удостоилась: на нем была его рабочая одежда — грязные хлопковые брюки и мятая рубашка. Закатанные рукава и ворот обнажали темную, как у арабов, кожу.
Не говоря ни слова и не дожидаясь приглашения, он шагнул в комнату и плюхнулся в кресло. Все его движения были такими — резкими, несдержанными. Только тогда я увидела Майка, вошедшего следом собственной персоной, хотя лицо его выражало сомнение, стоило ли ему здесь появляться.