Ягодные места   ::   Евтушенко Евгений Александрович

По мнению Семирадова, будущее зависело от союза денег с наукой, и поэтому он интересовался всевозможными изобретениями гораздо больше, чем знакомствами с графами и князьями, что еще не так давно льстило бы купеческому самолюбию. Поэтому Семирадов так и обхаживал Циолковского.

— Здесь у меня, Эдуардыч, цех, можно сказать, отравный, — портвейновый. Сам не пью и вам не советую. Скорейший путь к получению гастрита или язвы. В портвейн идет буквально все, включая чуть ли не толченые подметки от старых штиблет…

— Зачем же вы это выпускаете? — поморщился Циолковский.

Семирадов усмехнулся, развел руками:

— Народу нравится… На кончике нашего языка, Эдуардыч, есть специальные вкусовые бугорки. А вкусовое воспитание у нас какое? Сами знаете. Эти бугорки обожжены водкой и вкус тонкого сухого вина не усваивают. Оно простому народу кажется кислым. Разве кислое вино будешь пить при кислой жизни? Такую жизнь предпочитают или водкой заливать, или портвейном прислаживать. Портвешок — это вроде иллюстраций в журнале «Нива» или лубочных картинок на рынке… И дешево и сладко.

Циолковский изумленно остановился. На стене над огромным дубовым чаном, в котором рабочие шестами, обмотанными тряпьем, ворочали какое-то подозрительное дымящееся варево, висела большая икона.

— Это мое нововведение, — улыбнулся Семирадов. — Чтобы было на что перекреститься. Бог у меня вроде старшего мастера — сам не пьет, а за всеми пьяницами наблюдает. И вы знаете — помогло. Пить на работе стали меньше.