Ягодные места   ::   Евтушенко Евгений Александрович

Следовательно, все у негодолжно было получиться и получалось, и ничто в мире не могло противостоять ему.

Ксюта, поглядывая на него, удивлялась:

— Вы меня обманули, чо в первый раз косите.

— Обманул! — кричал он на всю тайгу, озорно подмигивая ей. — Обманул! — и торжествующе шел по лугу, чувствуя себя хозяином тайги, Ксюты и даже волкодава Чарли, недоверчиво наблюдавшего за ним из тени сосен. Косьба вдвоем чем-то напоминала Коломейцеву танец — та же отданность двух тел общему ритму, то же переглядывание блестящими от возбуждения глазами, та же музыка, разлитая внутри, то же хмельное покачивание накрененного мира.

— Хорошо? — кричала Ксюта, стараясь не отставать от него и странно счастливая тем, что немножко отстает.

— Хорошо! — кричал Коломейцев, и ему было действительно хорошо.

Это качество в нем было: он умел так отдаваться счастливой минуте, как будто она была последней в жизни. Это выработалось в нем в марьинорощинских темных переулках, поблескивавших финками, в осклизлых от крови и грязи окопах на фронте, после — на геофаке МГУ, когда ночью он грузил уголь, чтобы заработать денег на два билета в театр, в хибинских скалах и чащобах Алтая и Сибири, куда его швыряла судьба искать камешки. Ему нравились чьи-то строчки, кажется, Киплинга: «После прерии бесконечной королевский кофе я пью». Этим королевским кофе после прерии для него были женщины.