JК
Ярлык Великого Хана :: Каратеев Михаил Дмитриевич
Страница: 15 из 581Они ее и кормят и от ворогов боронят,– вот потому всякий разумный князь должен им быть отцом и заступником. А вы, «родовитые», только о себе печалуетесь да под себя норовите подгрести все, что зацепить можно и кияжево, и смердово!
– Срамные слова говоришь ты, Василей Пантелеич,– наливаясь темною кровью, зашипел боярин Шестак,– и кабы не был в сей час недужен твой батюшка…
– Ты, Иван Андреич, моего батюшку сюда не приплетай,– повысил голос Василий,– за свои слова я сам умею ответ держать! А ты лучше бы помыслил о себе, да о том, чтобы не пришлось нам спасать тебя от твоих же кабальных смердов. Мне ведомо, что деется в твоей вотчине, которую, к слову сказать, изрядно округлил ты не вельми чистыми путями.
В вотчине моей я господин, мой в ней и закон! – задыхаясь, прохрипел Шестак. – А тебе, княжич…
– Помолчи, боярин, хватит!– крикнул Василий, – Я свое сказал, а коли тебе неймется, тогда дай срок, – я тебе рога обломаю! Кончена дума, бояре, прошу всех в крестовую, на молебен! А ты останься, Семен Никитич, с тобою есть еще разговор.
Бояре, негодующе бормоча и утирая платками вспотевшие лысины, направились в крестовую палату, откуда уже тянуло пряным запахом ладана и слышались возгласы протопопа Аверкяя. Вскоре в горнице остались только княжич и воевода.
– Слыхал, Семен Никитич, – спросил Василий, когда последняя боярская спина исчезла за дверью,– сколь хочется им меня в свою веру обратить? Пусть пождут, я им еще покажу, кто здесь хозяин!
*Смердами, сиротами и люди
– Срамные слова говоришь ты, Василей Пантелеич,– наливаясь темною кровью, зашипел боярин Шестак,– и кабы не был в сей час недужен твой батюшка…
– Ты, Иван Андреич, моего батюшку сюда не приплетай,– повысил голос Василий,– за свои слова я сам умею ответ держать! А ты лучше бы помыслил о себе, да о том, чтобы не пришлось нам спасать тебя от твоих же кабальных смердов. Мне ведомо, что деется в твоей вотчине, которую, к слову сказать, изрядно округлил ты не вельми чистыми путями.
В вотчине моей я господин, мой в ней и закон! – задыхаясь, прохрипел Шестак. – А тебе, княжич…
– Помолчи, боярин, хватит!– крикнул Василий, – Я свое сказал, а коли тебе неймется, тогда дай срок, – я тебе рога обломаю! Кончена дума, бояре, прошу всех в крестовую, на молебен! А ты останься, Семен Никитич, с тобою есть еще разговор.
Бояре, негодующе бормоча и утирая платками вспотевшие лысины, направились в крестовую палату, откуда уже тянуло пряным запахом ладана и слышались возгласы протопопа Аверкяя. Вскоре в горнице остались только княжич и воевода.
– Слыхал, Семен Никитич, – спросил Василий, когда последняя боярская спина исчезла за дверью,– сколь хочется им меня в свою веру обратить? Пусть пождут, я им еще покажу, кто здесь хозяин!
*Смердами, сиротами и люди