Страница:
11 из 44
-- Теперь все будет петь, пока не скажу: довольно! Раз этак я забыл остановить его -- он и поет себе. Проверка пришла, смотритель и спрашивает: "Ты что делаешь?" -- "Песню, говорит, Михеич приказал петь". Право, послушный он!.. А тре-ех человек задавил руками. Ноги ему в сумасшедшем доме отшибли -- ходить не может. Зачинает мало-мало подыматься, да плохо. Видно, отстукали ловко!
-- Неужто в больнице у вас ноги отшибают? Ведь это...
-- Да уж это не так, чтобы превосходно, что и говорить. Опять же и зря: послушный он, остяк-то. Ему толком скажи -- он слушает. Только там это у них живо, в сумасшедшем-то доме: чуть что, пожалуй, не долго им, и совсем устукают. Этому стукальщику скоро вот то же будет,-- как-то недружелюбно мотнул Михеич головой в сторону Яшкиной двери.
В его голосе исчезли мягкие, благосклонные ноты, с какими он обращался к послушному Тимошке, давившему людей руками и сдиравшему шкуры с живых кошек. Очевидно, в глазах Михеича Яшка был хуже остяка.
Вообще этот странный субъект находился на каком-то особом, исключительном положении, и он интересовал меня все более и более. В его стуке я, наконец, начал различать некоторую систему. Так, однажды, когда он вдруг загремел очень сильно, я увидел, что Михеич стал беспокойно озираться, как будто ожидая чьего-нибудь появления. Потом старик деловито обратился к Якову:
-- Что ты? Зачем? Никого ведь нету.
Яшка тотчас же смолк. Очевидно, он не просто стучал в пространство, а адресовал эти гремящие звуки чьему-нибудь слуху.
|< Пред. 9 10 11 12 13 След. >|