Язык, который ненавидит   ::   Снегов Сеpгей Александpович

Вот тогда и появилась мысль: а не прервать ли так неудачно скривившуюся жизнь? Не натянуть ли нос злобной судьбе - и полный расчет! Но в камере все было привинчено и туго закреплено - никакого способа самоумертвиться, да и времени не стало - вызвали, посадили в машину багровой окраски, грузовую, закрытую, с камуфлирующей - чтобы не смущать москвичей на улицах, - надписью на боку "Мясо", и воротили в Бутырку, но не в старую камеру, а сюда, в одну из комнаток знаменитой "Пугачевской" башни - в ней, по слухам, сидел сам Пугачев.

И под непрерывный плач верхнего соседа я с ожесточенной деловитостью стал выяснять в новой камере, годится ли она для окончательного решения жизненной проблемы. Камера была маленькая, на три койки, с высоким потолком, с окошком, защищенным снаружи щитком-"намордником".

Я подпрыгнул на койке, уцепился за решетку окна, прутья держали хорошо - каждый вполне годился послужить за классический "висельный крюк". Но веревки не было, простыни тоже отсутствовали, а из трухлявых одеял надежного жгута не скрутить, это понималось сразу. И тут я увидел длинное "вафельное" полотенце, брошенное на отведенную мне койку. Ощупав полотенце по всей длине, я понял, что судьба наконец улыбнулась мне - правда, издевательски-злобной ухмылкой. Если ночью разорвать полотенце надвое, то из двух половинок можно скрутить прочный и длинный жгут, хватит завязать двойным узлом на решетке и смастерить просторную петлю, чтобы в нее пролезла голова. Я проверил, как полотенце обхватывает шею. Оно обхватывало с избытком, на планируемую петлю можно было положиться. Теперь оставалось подвести мысленно итоги существования.