JК
Эти двери не для всех :: Сутин Павел
Страница: 408 из 436Ты при мне не рефлексируй, а то я шибко раздражаюсь… ”
“За эти годы я был определенно счастлив трижды… Первый раз – когда Верка меня полюбила и это показала… ”
Он еще раз глотнул, поморщился, потер уголки глаз и с тоской, с давней нудной болью представил себе тогдашнюю
Веру – как она, сдержанная, изысканная принцесса, задыхаясь от нетерпения, расстегивала на нем рубашку, как тонкими прохладными пальцами гладила его по щекам, как что-то сбивчиво говорила и плакала ему в шею, а он, потрясенный, лежал на просторной тахте, в Мишкиной комнате, обнимал Веркины ломкие голые плечи и ошеломленно глядел в потолок – там клубились желтые и розовые волны…
“Второй раз – пять лет назад, когда Верка увезла Катюшу в
Данию, а я делал ремонт. То есть ремонт делали спецы, я изредка инспектировал, а сам жил в Темкиной квартире.
Белов уже ссучился, запродался Управлению, он был “ в поле
”, в Монтрё. А я написал “Обаяние книжной Европы ” – ах, как написал!
И все там было на месте, и цитатки – одна к одной.
Марта цокала языком. Гаривас говорил: “ Ну, что?
Нормально… Я вообще люблю все профессиональное… ”
С четырех я, поддатый, писал. После восьми, хорошо вдетый, украшал виньетками. К одиннадцати, пьянющий, выдумывал самое сочное и делал все грамматические и пунктуационные ошибки. Утром, светлый, отоспавшийся, убирал ненужное.
СУШИЛ. После полудня – “Арбатское полусухое ” или
“Мукузани ” – наводил блеск и глянец.
“За эти годы я был определенно счастлив трижды… Первый раз – когда Верка меня полюбила и это показала… ”
Он еще раз глотнул, поморщился, потер уголки глаз и с тоской, с давней нудной болью представил себе тогдашнюю
Веру – как она, сдержанная, изысканная принцесса, задыхаясь от нетерпения, расстегивала на нем рубашку, как тонкими прохладными пальцами гладила его по щекам, как что-то сбивчиво говорила и плакала ему в шею, а он, потрясенный, лежал на просторной тахте, в Мишкиной комнате, обнимал Веркины ломкие голые плечи и ошеломленно глядел в потолок – там клубились желтые и розовые волны…
“Второй раз – пять лет назад, когда Верка увезла Катюшу в
Данию, а я делал ремонт. То есть ремонт делали спецы, я изредка инспектировал, а сам жил в Темкиной квартире.
Белов уже ссучился, запродался Управлению, он был “ в поле
”, в Монтрё. А я написал “Обаяние книжной Европы ” – ах, как написал!
И все там было на месте, и цитатки – одна к одной.
Марта цокала языком. Гаривас говорил: “ Ну, что?
Нормально… Я вообще люблю все профессиональное… ”
С четырех я, поддатый, писал. После восьми, хорошо вдетый, украшал виньетками. К одиннадцати, пьянющий, выдумывал самое сочное и делал все грамматические и пунктуационные ошибки. Утром, светлый, отоспавшийся, убирал ненужное.
СУШИЛ. После полудня – “Арбатское полусухое ” или
“Мукузани ” – наводил блеск и глянец.