JК
Это мой дом :: Вигдорова Фрида Абрамовна
Страница: 115 из 348Потом запустил руку в вазу с конфетами и положил перед собой целую пригоршню. Тягостное молчание прерывали только негромкие огорченные возгласы Анны Павловны: «Но, Славочка!.. Слава, как же это!.. Славочка, прошу тебя…»
Заклинаний этих Слава явно не слышал. Он хватал одно, отодвигал другое, тянулся через стол за третьим, опрокинул на колени тетки стакан с чаем, сказав при этом: «Вечно ты…» – и на очередное испуганное междометие бабушки ответил хладнокровно: «Да ну тебя, много ты понимаешь». Наконец он шумно отодвинул стул, поднялся, похлопал себя по животу и вышел из комнаты, не удостоив нас больше ни единым взглядом.
Лидия Павловна сказала что-то о том, какая нынче стоит прекрасная осень.
– Подумайте, было каких-нибудь три-четыре дождливых дня, а теперь такая благодать.
Галя поспешно согласилась:
– Да, осень чудесная.
Анна Павловна понадеялась, что и зима будет хорошая, мягкая. На это ни у кого не достало мужества ответить. Допили чай. Я мельком глянул на Ивана Никитича. Губы его были крепко сжаты, лысина порозовела. Он молчал. Я не помогал ему. Теперь-то я понимал, почему он так расспрашивал о ребятах, так всматривался в их лица и переспрашивал: «Слушаются? А как вы добиваетесь послушания?»
– Пойдемте ко мне, – сказал наконец Иван Никитич.
Мы прошли за ним в кабинет, сплошь заставленный книжными полками, уселись на низкий широкий диван.
– Видите ли, я хочу с вами посоветоваться, – начал он.
Заклинаний этих Слава явно не слышал. Он хватал одно, отодвигал другое, тянулся через стол за третьим, опрокинул на колени тетки стакан с чаем, сказав при этом: «Вечно ты…» – и на очередное испуганное междометие бабушки ответил хладнокровно: «Да ну тебя, много ты понимаешь». Наконец он шумно отодвинул стул, поднялся, похлопал себя по животу и вышел из комнаты, не удостоив нас больше ни единым взглядом.
Лидия Павловна сказала что-то о том, какая нынче стоит прекрасная осень.
– Подумайте, было каких-нибудь три-четыре дождливых дня, а теперь такая благодать.
Галя поспешно согласилась:
– Да, осень чудесная.
Анна Павловна понадеялась, что и зима будет хорошая, мягкая. На это ни у кого не достало мужества ответить. Допили чай. Я мельком глянул на Ивана Никитича. Губы его были крепко сжаты, лысина порозовела. Он молчал. Я не помогал ему. Теперь-то я понимал, почему он так расспрашивал о ребятах, так всматривался в их лица и переспрашивал: «Слушаются? А как вы добиваетесь послушания?»
– Пойдемте ко мне, – сказал наконец Иван Никитич.
Мы прошли за ним в кабинет, сплошь заставленный книжными полками, уселись на низкий широкий диван.
– Видите ли, я хочу с вами посоветоваться, – начал он.