Это мой дом   ::   Вигдорова Фрида Абрамовна

– Я не про то. Я про то, что им по шестнадцать. Что им горевать?

Но нет, им тоже взгрустнулось.

Темным вечером Лира подсаживается ко мне в саду. В темноте, видно, легче говорятся добрые слова:

– Я когда еще в Березовой увидал вас, сказал себе: «Без него пропаду. Теперь на всю жизнь – куда он, туда и я». Потому и убежал тогда за вами. А вы рассердились на меня, когда я из-под вагона вылез.

– Ну, не только рассердился – и обрадовался малость.

– Правда? – Анатолий находит в темноте мою руку и крепко пожимает ее.

Возвращаемся к дому, и, проходя под окнами, я слышу, как Федя говорит:

– А вы будете писать, Галина Константиновна? И за Егором… За Егором приглядите…

– Как же иначе, Федя, чудак?

– Василий Борисович! – слышу я голос Катаева. – Передаю вам своих корешков: вот Артемчук, вот Коваль. Не будете обижать?

Он шутит, потому что за шуткой легче спрятать многое – и печаль расставания тоже.

Он говорит громко, чуть развязней и громче, чем обычно, и конечно же его слова предназначены не только Василию Борисовичу – ему надо, чтоб слышала Анюта. Чтоб она увидела: вот он – взрослый парень, и уже выбрал себе дорогу в жизни, и уезжает, и никакая тревога его не гложет.

Катаев все ходил за мной по пятам, видно, хотел что-то сказать, да так и не собрался с духом. Но Гале он оставил письмо.