Юнармия   ::   Мирошниченко Григорий Ильич

– Брешете вы все! – закричал я атаману. – Не бесе­довали мы с глазу на глаз, а только чихали… Что вы тут удочки закидываете?

– Чихали, говоришь? – сказал он, поднимаясь медлен­но на локтях. – Ну, так ты у меня еще нанюхаешься. По­садить обоих!

Бородатый схватил меня и Ваську за шиворот, стукнул лбами и выволок за двери.



Глава XXII

ТЮГУЛЁВКА

В станичной тюрьме, длинном дощатом сарае, на голых нарах и на земле валялись, как мешки, арестанты. Тюрьма мала. Людей много.

В правом углу сидел, съежившись, старик. Часами смот­рел он в одну точку, не шевелясь. Мы с Васькой узнали его. Это был Лазарь Федорович Полежаев, по-уличному Полежай. С осени мы его не видели.

Переменился он за это время, постарел.

Сидит – слова не скажет, а раньше на всех митингах первый оратор был.

В рыженькой поддевке, курносенький, поднимется, бы­вало, на помост посреди площади, сгребет с головы заячью шапку и поклонится старикам. А потом как пойдет ру­бить – и против атамана говорил, и почему иногородние на казаков работают, а сами надела не имеют; и где прав­ду искать, – от всего сердца говорил.

Грамотный был старик, умный. С учителем, с попом, бывало, срежется насчет обманов всяких – так разделает их, что им и крыть нечем.

И откуда он всего этого набрался – неизвестно. Весь век он в железнодорожной будке да на путях проторчал – путевым сторожем был.

А теперь он камнем сидел в углу.