Юнармия   ::   Мирошниченко Григорий Ильич

Васькин отец вскинул на него глаза и спокойно ответил:

– В последний раз с тобой пил перед тем, как мы вме­сте в погребе прятались.

Телеграфист беспокойно заерзал и уткнулся в тарелку.

– Может, вы пьете? – обратился командир к Чиканову.

Чиканов немножко помялся, а потом взял рюмку и од­ним махом опрокинул ее в рот.

– Ну, закусите, – сказал командир и показал ему на стол.

Чиканов присел на край стула и робко подвинул к себе соленые огурцы. Потом осмелел и потянулся к сыру и коп­ченой колбасе.

Илья Федорович по-прежнему неподвижно стоял у стола.

– А вы бы хоть закусили, если не пьете, – сказал ему командир. – Вот икорка, вот селедочка хорошая. Да вы не стесняйтесь. Я человек простой и люблю мастеровой народ. Ведь это мы за вас кровь на полях проливаем – за свобо­ду, за счастье, за наше взаимное благополучие.

– Они этого не понимают, – сказал Сомов. – Натура у них такая… большевицкая.

– Что? – резко спросил командир.

– Не понимают они человеческого обращения, – сказал Сомов.

– Как? – еще резче спросил командир.

– Я ничего, – сказал Сомов.

– Ну, если ничего, так и не суйся не в свое дело, пока тебя не спрашивают. А вас как по имени и отчеству зовут? – снова обратился командир к Васькиному отцу.

– Илья Федорович.

– Так вот, Илья Федорович, расскажите нам, как чув­ствуют себя мастеровые, на что жалуются, чего просят?

– Мастеровые ничего не просят, – сказал Илья Федо­рович.

– А все-таки? Илья Федорович молчал.