Юность командиров   ::   Бондарев Ю В

В наступившей тишине скрипнула дверь и заглянула в комнату жена Градусова, подозрительно обвела глазами обоих, улыбнулась с извиняющимся выражением.

- Василий Николаевич, поверьте, Ивану Гавриловичу запретили много разговаривать, даже смеяться громко запретили...

- Врачи наговорят, - с нарочито ядовитым смешком возразил Градусов. Ишь ты, знатоки! Их слушаться - в стеклянном колпаке мухой жить. Чепуха!

- Не храбрись, ради бога, - сказала она с той же грустной, сожалеющей интонацией и сдержанно обратилась к Мельниченко: - Он все-таки нуждается в покое и очень слаб. Вы, конечно, понимаете меня, Василий Николаевич.

В этих словах был плохо скрытый укор, и Мельниченко встал. Ему неловко было в эту минуту перед женой Градусова оттого, что он, независимо ни от чего, молод, здоров, оттого, что пришел в этот дом, пахнущий лекарствами, с морозного воздуха, оттого, что командует тем дивизионом, которым командовал ее муж, в то время как, по ее мнению любящей женщины, страдания мужу причинил и причиняет он, - это видно было по ее лицу.

- Да, Иван Гаврилович устал, - все испытывая это странное чувство вины, согласился Мельниченко. - Я зайду завтра. В это же время.

- Конечно, - без выражения радости подтвердила она. - Пожалуйста.

- Даша! Три минуты! - взмолился Градусов. - Это чепуха - три минуты! Я все равно не успокоюсь, коли прервем.

- Хорошо. - Она предупреждающе и холодно поглядела на Мельниченко. Три минуты.

"Не беспокойтесь", - успокоил он взглядом, понимая то, что она думала в эту минуту.