Юность командиров   ::   Бондарев Ю В

Предзимнее солнце заливало комнату, кресла, ружья на стене, цветной, с разводами ковер на полу; ноябрьское солнце било в окна косыми столбами сквозь прозрачные клены на улице, освещая до последней морщинки крупное, осунувшееся лицо Градусова, - и он, положив руку на грудь и указывая бровями на закрывшуюся за женой дверь, заговорил сипловато:

- Трудно ей со мной. Тяжелый, видать, у меня характер. В девятнадцатом году увидел ее, гимназистку, в Оренбурге, посадил с собой в тачанку. "Поедешь со мной?" - "Поеду". Молодой был, рубака, отчаянный, сильный море по колено. И по всем фронтам до Перекопа провез ее. Была сестрой милосердия... все испытала... М-да... Ну так я вот о чем... - Он протяжно втянул ртом воздух. - Разные мы с тобой люди, а дело у нас одно. Разные у нас мнения, а дело одно. Выздоровею - приду в дивизион. Не выздоровею что ж... в отставку, рыбу удить, по врачам ходить, бока на солнышке греть. Это в лучшем случае... А не могу... не могу... Полюбил, брат, я армию до печенок, врос в нее по макушку. Не знаю, как будет...

- Я все понимаю, Иван Гаврилович, - сказал Мельниченко.

Градусов пошевелился, глаза его опять задержались на стакане с водой, как будто его мучила жажда, но он не попросил пить, только облизнул синевато-бледные губы, изломавшиеся от неумелой, слабой улыбки.

- Ох, завидую я тебе, Василь Николаевич!

- В чем?

- Молодости завидую. Ну ладно, прощай, прощай! А то сейчас Даша... проговорил он и откинул голову на подушку. - А с Брянцевым поступай как знаешь.