Южнее главного удара   ::   Бакланов Григорий Яковлевич

Он все держал Ваню за локоть,и тот чувствовал себя стеснённо. Помахивая в руке гитарой, подошёл Орлов, герой дня. Услышав, о чем разговор, покровительственно оглядел Ваню, подмигнул:

— Когда ни помирать, все равно день терять — так говорю? Беличенко не любил развязных людей. Он сердито подождал, пока Орлов уйдёт, тогда уж простился с ординарцем.

— Ну, иди, — сказал он. — Помни: ждать буду. Иди. Горошко понимал, что это означает: поджечь скирды и осветить все вокруг, когда пойдут танки. Когда танки идут, все живое стремится стать незаметным. О плохом Ваня не думал, но вообще-то всякое бывает на фронте. И поэтому, найдя старшину, он первым делом сказал доверительно:

— Старшина, я тут гимнастёрку комбата отдал одной венгерке стирать. Ещё когда мы только стали тут. Шерстяная гимнастёрка, новая совсем. В случае чего, забеги возьми, я дом укажу. Новый старшина, принявший остатки хозяйства, был рыжеусый, бравый, гвардейского вида. Ничем он не напоминал Пономарёва. И только одно у них было общее: так же, как Пономарёв, он больше всего на свете не терпел потерь и убытков. Вот эту черту сразу заметили бойцы, и как-то даже приятна была она им сейчас. Та самая черта, за которую при жизни больше всего в душе и вслух ругали Пономарёва. Услышав, что недостаёт ещё гимнастёрки, старшина, весь день видевший одни убытки и разрушения, набросился на Горошко, не разобрав дела:

— То есть как так отдал? Как так возьми, говорю? Горошко поглядел — не в себе человек.