Южнее главного удара   ::   Бакланов Григорий Яковлевич

Еще, может быть, и наградят, потому что рота воевала стойко — это сразу было видно. Орлов оглянулся, и вдруг ему стало страшно рядом с раздавленным пулеметчиком. С этого момента он уже не шел параллельными улицами, высматривая немцев, как ему положено было в боевом охранении, а жался к батарее. И когда он увидел немецкий танк и автоматчиков, осторожно пробиравшихся следом, он кинулся к своим не для того, чтобы предупредить об опасности, а у них ища защиты. Среди людей, оставленных Беличенко у трактора, был писарь Леонтьев. Стоя коленями на гусенице, сунув головы в мотор, трактористы копались в нем. Они отвинчивали непонятные Леонтьеву детали, смотрели их на свет пожара. Некоторые тут же ставили на место, другие клали на масленую тряпку, разостланную на гусенице. То Московка, то Латышев, не оборачиваясь, коротко бросали Леонтьеву:

— Ключ подай на двенадцать! А ну, крутни рукоятку! Он срывался с места, делал что говорили и, подавая ключ или ветошь, старался по лицу догадаться: «Готов?» Но трактористы опять лезли в мотор. Не занятому делом Леонтьеву было сейчас тяжелее всех. Он прислушивался, вытянув шею, и каждый близкий выстрел отдавался и его сердце. Пошёл снег. Он красной метелью кружился над домами, на фоне зарева. Спины трактористов и земля вокруг стали белыми, только на капоте трактора снег таял от тепла, и краска мокро блестела. Вдруг трактор взрокотал. Леонтьев вздрогнул, и тотчас же Латышев махнул рукой: «Глуши!» Они поспешно прикручивали последние детали.