Как я съел собаку   ::   Гришковец Евгений

И вдруг вспомнится такое…, отчего станет так стыдно…, так ужасно стыдно…, хоть это и случилось с тобой еще в школе. Вспомнится какая-нибудь ложь… глупая…, или как ты изворачивался глупо…. Все уже понятно, а ты изворачиваешься. Или еще что-нибудь гадкое, но такое, о чем уже никто не помнит, да и ты не помнишь, а оно вдруг всплыло. И станет так стыдно, так стыдно, что захочется вот так съежиться, скрю-читься (тут необходимо съежиться и скрючиться), чтобы как можно меньше зани-мать места в пространстве.

Или что-то вас мучает, кто-то обидел, да обидел сильно, и вы так лежите, ночью, пытаетесь уснуть и так точно представляете себе, как завтра вы обидчику все скажете. И вы уже говорите, а он — отвечает, а у вас так ловко получается ему ввер-нуть нужное, точное слово и… засыпаете уже под утро, всего минут на сорок, потом будильник…. Всего сорок минут, и все… все куда-то делось.

Или вы идете, а вас что-то мучает. И вы, как-то так, обо всем забыли, идете. А люди видят такого человека. Ну, то есть вас. Идет человек и говорит Да это не моя проблема! Потом пауза. В смысле, вы идете и вдруг останавливаетесь Мне что, больше всех надо, что ли — пауза. — Извините! — пауза. — Ну, не знаю, не знаю.

То есть понятно — вам плохо. Нет ничего особенного, просто…. Все время как-то… нехорошо. Или что-то болит, или какое-то беспокойство, ну, понятно…, понятно….

А раньше, давно, ты бегаешь, бегаешь целый день по двору, орешь, хохочешь, выдумываешь всякие странные затеи. Ручки-ножки новенькие такие, ничего не болит. Э..э..э..х.