JК
Калигула или После нас хоть потоп :: Томан Йозеф
Страница: 751 из 825Ты признаешь себя виновным?
– Нет, – ответил Фабийспокойно.
На лицах полубогов в тогах промелькнула усмешка. Знаем мы это. Перед судом все корчат из себя невинных младенцев.
Наступил момент, когда обвиняемому задают вопросы. Начал сам Понтий:
– Почему ты, актер и автор мимов и фарсов, написал трагедию?
Фабий смотрел мимо консула в высоту на бронзовое лицо богини Немезиды.
Он думал о своем давнишнем сне – сыграть настоящую роль в трагедии.
Рассмешить зрителей легко. Пробудить в них нечто большее, чем смех, это уже искусство.
– Рим пресыщен наивными фарсами. Мне хотелось дать людям нечто иное, чем просто бездумная забава…
Луций глазами приказал секретарю писать, стиль скользил по восковой дощечке. Из рядов присяжных судей раздался голос:
– Почему ты выбрал именно Фаларида?
Почему? О боги! Почему? Как я могу объяснить этим выскочкам, что вокруг меня ходят замученные, угнетенные люди и сетуют: "Где человечность, Фабий?
Где справедливость?", и они не могут сказать в открытую, что их гнетет. А я могу.
– Почему я выбрал Фаларида? Трагедия изображает сильные страсти. Этого хотят зрители. Этого они хотели всегда. Все это они переживают сами…
– Да-да-да, это так, – заикнулся Клавдий и посмотрел, озираясь близорукими глазами и кивая. – Уже Аристотель предпочитал тра-трагедию.
– Нет, – ответил Фабийспокойно.
На лицах полубогов в тогах промелькнула усмешка. Знаем мы это. Перед судом все корчат из себя невинных младенцев.
Наступил момент, когда обвиняемому задают вопросы. Начал сам Понтий:
– Почему ты, актер и автор мимов и фарсов, написал трагедию?
Фабий смотрел мимо консула в высоту на бронзовое лицо богини Немезиды.
Он думал о своем давнишнем сне – сыграть настоящую роль в трагедии.
Рассмешить зрителей легко. Пробудить в них нечто большее, чем смех, это уже искусство.
– Рим пресыщен наивными фарсами. Мне хотелось дать людям нечто иное, чем просто бездумная забава…
Луций глазами приказал секретарю писать, стиль скользил по восковой дощечке. Из рядов присяжных судей раздался голос:
– Почему ты выбрал именно Фаларида?
Почему? О боги! Почему? Как я могу объяснить этим выскочкам, что вокруг меня ходят замученные, угнетенные люди и сетуют: "Где человечность, Фабий?
Где справедливость?", и они не могут сказать в открытую, что их гнетет. А я могу.
– Почему я выбрал Фаларида? Трагедия изображает сильные страсти. Этого хотят зрители. Этого они хотели всегда. Все это они переживают сами…
– Да-да-да, это так, – заикнулся Клавдий и посмотрел, озираясь близорукими глазами и кивая. – Уже Аристотель предпочитал тра-трагедию.