Страница:
5 из 14
Через минуту вдоль улицы маячила Гришкина белая рубаха, а Семка растерянно мял в руках брошенную фуражку и, корчась, передыхая от колючего удушья, голосом, тонким и скорбным, говорил Маринке, стоявшийвозле ворот:
- Сама дарила кисет... возьми его, гадюка!.. Я с тобой как с доброй, а ты калоши увидела и давай целоваться... Да я этих калош, может, двадцать имел бы... ежли бы захотел.
Маринка зевнула в кулак и, поглядывая на тускнеющие звезды, равнодушно сказала:
- Надоел ты мне, голоштанный! Совестно глядетьто на тебя, не то што... Вон штаны-то на тебе будто собаки обнесли... весь стыд наруже, а туда же, калоши...- Еще раз зевнула до слез и, поворачиваясь к Семке спиной, досадливо упрекнула:
- Куда конь с копытом, туда и ты с клешней своей... Хоть бы опорки какие себе справил, босотва боженькина!
Семка глухо оправдывался:
- Мои штаны к тебе вовсе не касаются... ты мне не указ... И насчет опорков тоже... Твоему батьке, может, вши гашник переели, я же не вступаю в ихнее дело?.. По мне, пущай его хучь с потрохами слопают!
Маринка звучно щелкнула щеколдой, стала на цыпочки и, выглядывая из двора через калитку, крикнула:
- Ты чужим вшам счет не заводи!.. Своих полно! Твоя мать весной с сумкой ходила - христарадничала... Сам - кусошник, а чужих отцов хаешь!..
Семка, не целясь, плюнул в калитку.
- Отцепись, лихоманка!.. Жалко, што канителился с тобой, целовал твои ругательные губы... Да сгори ты ясным огнем! Я, коль на то пошло, теперь лучше телушку под хвост поцелую, чем тебя, поганку!..
- Тобой, кобелем лохматым, и телушка побрезгует!..- ядовито зашипела Маринка.- Свинья тебя целовала, да три дня блевала!..
|< Пред. 3 4 5 6 7 След. >|