JК
Карманный апокалипсис :: Ерофеев Виктор Владимирович
Страница: 4 из 15Наши ребята не любят вас. Они готовы прихлопнуть вас, как муху. С трудом сдерживаю их порывы.
Нужно искупление.
– Где же вы были, сударь, все это время?
– Болел, – сказал я. – Однажды... короче, у меня были неприятности.
– У всех тогда были неприятности, – сказал таксист, – но зато...
Он неодобрительно покосился на шляпу, в которой сидел Бирюков, как дурак.
– Горловые спазмы... – объяснял Бирюков. – Дышать стало невозможно... По утрам тошнота, нервный озноб... Головокружения...
Он шел к распахнутым воротам лечебницы. Гравий хрустел под ногами. Стояла осень. Женщины в голубых халатах скользили по парку.
Жена шла рядом и что-то радостно говорила, и все говорила, переживая конец своего пенелопства, очень бурно, возбужденно и радостно. Он вспомнил ее былую нервозность и блеск в глазах и затосковал.
– У меня другие намерения. Я никогда не занимался политикой.
– Ну-ну... Все зависит от того, что прикажете понимать, одним словом...
– Милый вы мой, наружу рвется здоровое национальное религиозное чувство. Достоевский. Вы кажется, ничего против Достоевского?
Россия. Ой! Чем больше думаешь о ней, тем меньше чувствуешь жизнь.
– Все есть! Все! Но какие цены! Вы заправлялись? Знаете, почем литр бензина?
– Ваша жена, Александр Николаевич, спит с журналистом, с тем самым евреем, который написал про вас книгу. Вы читали? Забавное и вредное жидовское сочинение.
Александр Николаевич поморщился.
Нужно искупление.
– Где же вы были, сударь, все это время?
– Болел, – сказал я. – Однажды... короче, у меня были неприятности.
– У всех тогда были неприятности, – сказал таксист, – но зато...
Он неодобрительно покосился на шляпу, в которой сидел Бирюков, как дурак.
– Горловые спазмы... – объяснял Бирюков. – Дышать стало невозможно... По утрам тошнота, нервный озноб... Головокружения...
Он шел к распахнутым воротам лечебницы. Гравий хрустел под ногами. Стояла осень. Женщины в голубых халатах скользили по парку.
Жена шла рядом и что-то радостно говорила, и все говорила, переживая конец своего пенелопства, очень бурно, возбужденно и радостно. Он вспомнил ее былую нервозность и блеск в глазах и затосковал.
– У меня другие намерения. Я никогда не занимался политикой.
– Ну-ну... Все зависит от того, что прикажете понимать, одним словом...
– Милый вы мой, наружу рвется здоровое национальное религиозное чувство. Достоевский. Вы кажется, ничего против Достоевского?
Россия. Ой! Чем больше думаешь о ней, тем меньше чувствуешь жизнь.
– Все есть! Все! Но какие цены! Вы заправлялись? Знаете, почем литр бензина?
– Ваша жена, Александр Николаевич, спит с журналистом, с тем самым евреем, который написал про вас книгу. Вы читали? Забавное и вредное жидовское сочинение.
Александр Николаевич поморщился.