Киммерийское лето   ::   Слепухин Юрий Григорьевич

В однокомнатную квартиру Карцевых орава ворвалась с абордажными воплями, в передней на полу выросла гора пальто и портфелей, Женька сразу запустил на полную катушку самодельный маг, который выглядел как куча металлолома, но орал не хуже «Орбиты». Несколько пар тут же кинулись танцевать, однако веселье довольно скоро угасло. Рассевшись кто где мог, послушали записи Тома Джонса и Рафаэля, потом магнитофон вообще выключили. Почему-то вдруг надоел.

— Не вижу энтузиазма, братья и сестры, — сказал Игорь. — Чего это мы сегодня как на собственных поминках?

Вопрос был праздный — Игорь прекрасно знал, что происходит с «братьями и сестрами». Это же самое происходило и с ним и вообще, пожалуй, со всеми десятиклассниками начиная примерно с Ноябрьских праздников, когда они вдруг впервые осознали, что окончилась четверть их последнего учебного года и теперь с каждым днем невозвратно уходит что-то, чему уже никогда больше не повториться.

В восьмом, девятом классах они мечтали о независимой послешкольной жизни; теперь же, когда считанные месяцы отделяли их от осуществления давней мечты, ими овладела вдруг какая-то странная робость. И, как это часто бывает с воспоминаниями о прошлом, школьное прошлое все ярче окрашивалось в светлые, чистые и радостные тона.

Какими пустячными казались им теперь все былые «горести» — ранние вставания темными зимними утрами, невыученные уроки, двойки в дневниках и домашние сцены по этому поводу… Все это было, верно. Были и слезы, и обиды на учителей и жестокосердие родителей, заставлявших учить уроки, когда так хотелось поиграть во дворе или дочитать интересную книжку; но все это было не главным.