JК
Клад :: Паустовский Константин Георгиевич
Страница: 10 из 13Не станция – игрушка! Вот скоро начнем строить большую межколхозную станцию на торфу около Лицевого озера. Тогда будет у нас и электропахота, и электродойка, и электрические пилы начнут работать в лесах.
Я бывал в прежнее время на Лицевом озере, и потому мне трудно было представить, что там скоро возникнет здание электростанции. Двадцать лет назад Линевое озеро было такой глухоманью, что, по словам лесников, не всякая птица отваживалась туда залетать.
Весь этот день меня не покидало чувство свежести. Все сверкало, рилось, переливалось этой свежестью: стволы берез и сосен, листья, травы, самый воздух, вода лесных озер.
– Удивляетесь? – спросил Тиша. – А помните, какая здесь была тьма, ка не трущобы? Теперь лес дышит свободно.
С гидростанции мы проехали на реку Белую. Там стояла заповедная тишина. Зеленоватый отблеск хвои падал на струившуюся воду. Пришел зверовод – человек строгий и молчаливый – и выпустил бобров из клеток. Бобры, прежде чем войти в воду, долго чистились, расчесывали шерсть когтистыми лапами, не обращая на нас внимания.
– До чего вежливый зверь! – восхищался шофер. – Воду в речке не хочет грязнить.
К вечеру мы, наконец, попали на обратном пути в Поляны, на «Казенную канаву». Там теперь в нескольких деревянных домах разместилось лесничество. Но изба-четырехстенка уцелела. Ее приспособили под сушилку для сосновых шишек.
Мы посидели с Тишей на берегу канавы. Ночная синева медленно подымалась с востока.
Я бывал в прежнее время на Лицевом озере, и потому мне трудно было представить, что там скоро возникнет здание электростанции. Двадцать лет назад Линевое озеро было такой глухоманью, что, по словам лесников, не всякая птица отваживалась туда залетать.
Весь этот день меня не покидало чувство свежести. Все сверкало, рилось, переливалось этой свежестью: стволы берез и сосен, листья, травы, самый воздух, вода лесных озер.
– Удивляетесь? – спросил Тиша. – А помните, какая здесь была тьма, ка не трущобы? Теперь лес дышит свободно.
С гидростанции мы проехали на реку Белую. Там стояла заповедная тишина. Зеленоватый отблеск хвои падал на струившуюся воду. Пришел зверовод – человек строгий и молчаливый – и выпустил бобров из клеток. Бобры, прежде чем войти в воду, долго чистились, расчесывали шерсть когтистыми лапами, не обращая на нас внимания.
– До чего вежливый зверь! – восхищался шофер. – Воду в речке не хочет грязнить.
К вечеру мы, наконец, попали на обратном пути в Поляны, на «Казенную канаву». Там теперь в нескольких деревянных домах разместилось лесничество. Но изба-четырехстенка уцелела. Ее приспособили под сушилку для сосновых шишек.
Мы посидели с Тишей на берегу канавы. Ночная синева медленно подымалась с востока.