Князь Серебряный, Упырь, Семья вурдалака   ::   Толстой Алексей Константинович

- Ужели ты, Максимушка, вовсе не любишь меня? ужели ничего ко мне в сердце не шелохнется?

- Ничего, батюшка!

Малюта подавил свою злобу.

- А царь что скажет, когда узнает про твой отъезд, коли подумает, что ты от него уехал?

- От него-то я и еду, батюшка. Меня страх берет. Знаю, что бог велит любить его, а как посмотрю иной раз, какие дела он творит, так все нутро во мне перевернется. И хотелось бы любить, да сил не хватает. Как уеду из Слободы да не будет у меня безвинной крови перед очами, тогда, даст бог, снова царя полюблю. А не удастся полюбить, и так ему послужу, только бы не в опричниках.

- А что будет с матерью твоею? - сказал Малюта, прибегая к последнему средству. - Не пережить ей такого горя! Убьешь ты старуху! Посмотри, какая она, голубушка, хворая!

- Премилостивый бог не оставит матери моей, - ответил со вздохом Максим. - Она простит меня.

Малюта начал ходить по избе взад и вперед.

Когда остановился он перед Максимом, ласковое выражение, к которому он приневолил черты свои, совершенно исчезло. Грубое лицо его являло одну непреклонную волю.

- Слушай, молокосос, - сказал он, переменяя приемы и голос, - доселе я упрашивал тебя, теперь скажу вот что: нет тебе на отъезд моего благословения. Не пущу тебя ехать. А не уймешься, завтра же заставлю своими руками злодеев царских казнить. Авось, когда сам окровавишься, бросишь быть белоручкой, перестанешь отцом гнушаться!

Побледнел Максим от речи Малюты и не отвечал ничего. Знал он, что крепко слово Григория Лукьяновича и что не переломить его отцовской воли.