Когда отцовы усы еще были рыжими   ::   Шнурре Вольфдитрих

В этом странном литературном краю, где в особенно ясные дни над городами их призрачным отражением в небе возникают заборы из колючей проволоки и выстроенные ровными рядами плоские лагерные бараки, есть и достаточный горизонт для фантазии и уличные ущелья для тех, кто жаждет реальности. Там есть смерть в тысячах своих обличий; но там есть и жизнь в неменьшем количестве своих воплощений. Только одного здесь нет: иронии, свойственной сатире. А поскольку я как писатель в этом краю - у себя дома, и поскольку мой литературный долг заставляет меня выступать в защиту человека, заставляет помогать ему в сохранении чувства достоинства, и поскольку мой творческий опыт научил меня тому, что всегда лучше, если читатель увидит мое настоящее лицо, а не гримасу, и что лучше не искажать человека, - вот поэтому я не могу и не хочу писать, как Джонатан Свифт.

ДОПОЛНЕНИЕ

Мне кажется, что до сих пор на избитый вопрос об отношении писателя к политике я отвечал слишком декларативно. Это можно высказать однозначно; больше того - выразить все в одной очень короткой формуле: мою причастность к политике объясняют несколько дат из биографии. Которые, конечно, теперь надо расшифровать. Скажем так:

Родился я в двадцатом. В шесть лет в Австрийских Альпах я впервые услышал песню "Свастика на шлеме". Двое мужчин в солдатских обмотках и в толстых шинелях громовыми голосами выкрикивали ее слова, горное эхо грохотало им в ответ. Через год я познакомился с Пинкусом Грюнбаумом, дружили мы с ним до тех самых пор, пока нам не пришлось проводить и его и всю его семью на кладбище.