JК
Колесница Гелиоса :: Санин Евгений Георгиевич
Страница: 594 из 696Он, да еще начальник кинжала, — припомнил царь и вопросительно взглянул на Аристарха: — Ну и что ты нашел там сегодня? Говори, меня интересует все.
— О, я перечитал почти все папирусы и рукописи, что находятся в вашей библиотеке! — снова оживился лекарь. — Но вот сегодня заглянул в запасники и, помогая рабу разбирать древние рукописи, нашел немало любопытного, например, как наши предки лечили застарелые мозоли…
— Как? — недовольно перебил его царь. — Ты, мой личный лекарь, помогал какому-то рабу?!
— Но ведь я и сам раб! — напомнил Аристарх и, чтобы переменить тему разговора, взял со столика пергамент с бисерным почерком Аттала: — «Трактат о ели из Адроматии»? — пробежал он глазами по заглавию. — Любопытно, и чем же знаменита эта ель?
— Я помню свое обещание дать тебе свободу, если ты вылечишь меня! — вместо ответа задумчиво сказал Аттал.
Ни один человек в мире, кроме его близких родственников, да однажды, помнится, Эвдема, не вел себя так непочтительно и не позволял себе таких вольностей, как этот лекарь.
Любого другого за куда менее дерзкий, да что там дерзкий — не восхищенный взгляд, за сокращение его титула или недостаточно низкий поклон ждали плети, а то и плаха палача. А этому он прощал все. И не только за то, что он избавил его от невыносимых мук ожидания приступа.
Умом аналитика Аттал понимал, что перед ним — великий ученый, который, возможно, прославит его имя в веках больше, чем все его трактаты, лекарства и статуи.
— О, я перечитал почти все папирусы и рукописи, что находятся в вашей библиотеке! — снова оживился лекарь. — Но вот сегодня заглянул в запасники и, помогая рабу разбирать древние рукописи, нашел немало любопытного, например, как наши предки лечили застарелые мозоли…
— Как? — недовольно перебил его царь. — Ты, мой личный лекарь, помогал какому-то рабу?!
— Но ведь я и сам раб! — напомнил Аристарх и, чтобы переменить тему разговора, взял со столика пергамент с бисерным почерком Аттала: — «Трактат о ели из Адроматии»? — пробежал он глазами по заглавию. — Любопытно, и чем же знаменита эта ель?
— Я помню свое обещание дать тебе свободу, если ты вылечишь меня! — вместо ответа задумчиво сказал Аттал.
Ни один человек в мире, кроме его близких родственников, да однажды, помнится, Эвдема, не вел себя так непочтительно и не позволял себе таких вольностей, как этот лекарь.
Любого другого за куда менее дерзкий, да что там дерзкий — не восхищенный взгляд, за сокращение его титула или недостаточно низкий поклон ждали плети, а то и плаха палача. А этому он прощал все. И не только за то, что он избавил его от невыносимых мук ожидания приступа.
Умом аналитика Аттал понимал, что перед ним — великий ученый, который, возможно, прославит его имя в веках больше, чем все его трактаты, лекарства и статуи.