Колесница Гелиоса   ::   Санин Евгений Георгиевич

— А у нас принято, чтобы, обращаясь ко мне, все говорили «величайший» и «бессмертный», — нахмурился царь.

— Но я не «все»… — робко заметил Луций.

— Да? — переспросил царь. — А я думал, перед моим палачом все равны. А ты?

— Да, величайший… — растерянно пробормотал Луций.

— И «бессмертный» — повысил голос Аттал.

— Да, бессмертный!..

— И чтобы при этом не сидели развалясь, как у себя в сенате, а падали передо мной ниц!

— Но… величайший… бессмертный…

— Ниц!! — окончательно теряя терпение, закричал Аттал.

Луций растерянно взглянул на него и, встретив бешеный взгляд царя, покорно спустился со стула, встал на колени, поднял голову.

— Ниц! — требовательней повторил Аттал.

Луций, проклиная в душе сумасбродного царя, весь Пергам, помня только о той цели, ради которой он пришел сюда и о той, что уже брезжила на горизонте, манила белой туникой с сенаторской полосой, консульским званием, миллионами Тита, опустился на пол, прижав запылавшее лицо к мягкому ковру.

— Вот так! — удовлетворенно заметил Аттал и, налюбовавшись распростершимся перед ним римлянином, прошел к бронзовому сосуду с водой для мытья рук, начищенному рабами так, что в нем отражалась вся комната: — А теперь налей-ка мне в кубок вина и не забудь, что у нас принято подавать его царю с поклоном!

Унижение, злоба, стыд — все было забыто Луцием.