JК
Комбинации против Хода Истории (Сборник повестей) :: Гергенрёдер Игорь
Страница: 28 из 330Разве ж счастье может быть всеобщее? Ты погляди, сколь горемык кругом: тьма-тьмущая! Куда они денутся? А несчастные рожаться, што ль, перестанут? Одни дураки в это счастье и верят, но, скажи, как много их! То-то отец-покойник говорил: дураков в пашню не сеют, они сами плодятся.
– И как же ты, – сказал я, – это понимал и побежал к красным нашу разведку выдавать?
Он глядит на меня в упор. Глаза ледяные, немигающие.
– Я на рыбалку собирался: сижу под сараем, лажу верши, а твой брат по нашему двору туда-сюда, ляжками играет, распоряжается. Иди, мне говорит, напои мою кобылу! Я говорю: разве вы, господин поручик, меня слугой наняли?
«Господин поручик...» Брат был подпоручиком. По армейскому неписаному правилу, Шерапенков опустил приставку «под».
– А он... – в голосе Алексея – неизбывно-горчайшая обида, глаза подёрнулись влагой, – он как сунет мне кулаком в спину, в больное место. Здоров, сволочь! Я от боли упал. Ну, думаю, я тя обласкаю...
Помолчал, потупившись. Поднял на меня горящий взгляд.
– Если б можно было: мне трёхлинейку – и ему! С десяти саженей – «цельсь!» – Голос стал дрожливо-яростным, в уголках рта – пена. – По счёту «три»... Я б его сшиб! И нисколь бы не жалел, и хер бы с ним!
Последние слова меня резнули по нутру, точно глотнул чего-то кипящего. Я поспешно окатился водой, стал одеваться.
* * *
У гусар один убитый, трое раненых, но скот возвращён в деревню. Командир батальона уплатил хозяину за огромного вола, и наутро следующего дня мы ели вожделенный суп со свежим мясом, густо приправленный картофелем и крупой. Каждому досталось почти по два фунта говядины.
– И как же ты, – сказал я, – это понимал и побежал к красным нашу разведку выдавать?
Он глядит на меня в упор. Глаза ледяные, немигающие.
– Я на рыбалку собирался: сижу под сараем, лажу верши, а твой брат по нашему двору туда-сюда, ляжками играет, распоряжается. Иди, мне говорит, напои мою кобылу! Я говорю: разве вы, господин поручик, меня слугой наняли?
«Господин поручик...» Брат был подпоручиком. По армейскому неписаному правилу, Шерапенков опустил приставку «под».
– А он... – в голосе Алексея – неизбывно-горчайшая обида, глаза подёрнулись влагой, – он как сунет мне кулаком в спину, в больное место. Здоров, сволочь! Я от боли упал. Ну, думаю, я тя обласкаю...
Помолчал, потупившись. Поднял на меня горящий взгляд.
– Если б можно было: мне трёхлинейку – и ему! С десяти саженей – «цельсь!» – Голос стал дрожливо-яростным, в уголках рта – пена. – По счёту «три»... Я б его сшиб! И нисколь бы не жалел, и хер бы с ним!
Последние слова меня резнули по нутру, точно глотнул чего-то кипящего. Я поспешно окатился водой, стал одеваться.
* * *
У гусар один убитый, трое раненых, но скот возвращён в деревню. Командир батальона уплатил хозяину за огромного вола, и наутро следующего дня мы ели вожделенный суп со свежим мясом, густо приправленный картофелем и крупой. Каждому досталось почти по два фунта говядины.