Конец рабства   ::   Конрад Джозеф

Обо всем этом он говорил, шутливо подмигивая слушателям; слишком бодр и энергичен был этот крепкий старик, чтобы почувствовать сентиментальное сожаление; но была в его словах какая-то серьезность, ибо он любил жизнь и искренно наслаждался ее дарами: заслуженной своей репутацией и своим богатством, любовью к дочери, радостью, какую давало ему его судно забава одинокой старости.

Каюту он обставил, удовлетворяя несложным своим требованиям комфорта на море. Одну стену занимал большой книжный шкаф (капитан любил читать); против койки висел портрет покойной жены, писанный масляными красками и неудачный; на портрете была изображена в профиль молодая женщина, вдоль щеки ее спускался черный локон. Три хронометра усыпляли капитана своим тиканьем, а по утрам будили его, соревнуясь в бое. Каждый день он вставал в пять часов. Помощник, державший утреннюю вахту, допивал чашку кофе на корме у штурвала, а через широкое отверстие медного вентилятора слышно было, как плещется и фыркает капитан, совершая свой туалет. Затем низкий бас громко бормотал "Отче наш". Пять минут спустя голова и плечи капитана Уолея высовывались из люка кают-компании. Неизменно он останавливался ненадолго на ступеньках трапа, окидывал взглядом горизонт, смотрел на обрасопленные по ветру паруса, глубоко вдыхал свежий воздух. Лишь после этого поднимался он на ют и, приложив руку к козырьку фуражки, бросал величественно и благосклонно: "Доброе утро".

Ровно до восьми часов он шагал по палубе.