Старушка о себе ничего не рассказывала, хотя, может быть, ей и хотелось бы рассказать.
Напротив и слева сидели Олег и Лена. Они были счастливы и поэтому всегда опаздывали и к завтраку, и к обеду, и к ужину. Олег был здоровенный, как бурый медведь, и такой же сутулый. У него была манера постоянно острить и разговаривать форсированным звуком, как волк из «Ну погоди». И, глядя на Олега, Климов спрашивал себя: неужели так трудно заинтересовать просто собой? Неужели, для того чтобы вызвать к себе интерес, надо говорить не своим голосом? Разве недостаточно быть только тем, что ты есть? А может быть, Климов просто завидовал, но не отдавал себе отчёта.
Лена была молодая, но не первой, а, пожалуй, второй молодостью, когда все, что должно было расцвести, — расцвело, а кое-что даже чуть-чуть повяло. Это было не майское, а июльское цветение красоты. На её открытой шее висели бусы, цепи и цепочки. Вообще это было некрасиво, но на ней красиво. Лицо её чуть поблёскивало от крема. Было видно, что она бережёт кожу, а на Климова, скажем, ей плевать с высокой колокольни. И, глядя на её лицо без косметики, Климов представлял себе, что она — его жена и они завтракают вместе у себя дома. Эта мысль смущала его и заставляла вспоминать то, о чем он так хотел бы забыть.
— А я все подмёл, — сознался Климов соседям по столу.
— Утром это не страшно, — утешила старушка. — Главное, не есть на ночь.
— Есть надо помногу, но часто! — сострил Олег и сам засмеялся своей шутке.