Критическая Масса, 2006, - 3   ::   Журнал

Ау, мой милый! всесторонних благ!

и в “до свиданья” веточку омелы…

Другая тема, звучащая непривычно и скандально в 1972-м, и этот неприятный звук будет отныне только нарастать, варьируясь от легкой издевки до глубоко эшелонированной поэтической — и политической — критики языка, заявлена в стихотворении с красноречивым названием “Литературное”:

Сверчок — не пел. Свеча-сердечко

не золотилось. Не дремал

камин. В камзолах не сидели

ни Оскар Вайльд, ни Дориан

у зеркала. Цвели татары

в тысячелетьях наших льдин.

Ходили ходики тик-таком,

как Гофман в детский ад ходил <...>

Мне совы ужасы свивали.

Я пил вне истины в вине.

Пел пес не песьими словами,

не пудель Фауста и не

волчица Рима. Фаллос франка, —

выл Мопассан в ночи вовсю,

лежала с ляжками цыганка,

сплетенная по волоску

из Мериме <...>

Творю. Мой дом — не крепость, — хутор

в столице. Лорд, где ваша трость,

хромец-певец?.. И было худо.

Не шел ни Каменный, ни гость

ко мне. Над буквами-значками

с лицом, как Бог-Иуда — ниц,

с бесчувственнейшими зрачками

я пил. И не писал таблиц-

страниц. Я выключил электро-

светильник. К уху пятерню

спал Эпос, — этот эпилептик, —

как Достоевский — ПЕТЕРБУРГ.

Закадычными собеседниками становятся “проклятые” Эдгар По, Лермонтов, Бодлер, Оскар Уайльд. В чью-то парнасскую переносицу летит трость.