Не только их отношение к Бландуа объединяло их, но также и отношение Бландуа к ним. С обеими он держался совершенно одинаково, и обе улавливали в его манере держаться нечто такое, чего не было в его поведении с другими. Никто не заметил бы этой разницы, так она была ничтожна, но обе они ее чувствовали. Чуть заметней подмигивали его недобрые глаза, чуть выразительней было движение гладкой белой руки, чуть выше вздергивались усы и ниже загибался кончик носа, когда он строил свою привычную гримасу, и во всем этом им чудилась какая-то похвальба, относившаяся к ним обеим. Он словно бы говорил: "Здесь моя власть, хоть покуда и тайная. Я знаю то, что знаю".
Особенно ясно они обе ощутили это - причем каждая знала, что то же ощущает и другая - в день, когда Бландуа явился проститься с семейством Доррит перед отъездом из Венеции. Миссис Гоуэн тоже приехала с прощальным визитом, и он застал их вдвоем; никого, кроме Крошки Доррит, не было дома. Они и пяти минут не пробыли вместе до его прихода, но странное выражение его лица как будто сказало им: "Ага! Вы собрались разговаривать обо мне. Так вот, теперь это вам не удастся".
- Гоуэн заедет за вами? - спросил Бландуа со своей постоянной усмешкой.
Миссис Гоуэн отвечала, что нет, он не заедет.
- Не заедет! - сказал Бландуа. - Тогда, надеюсь, вы позволите вашему покорному слуге проводить вас домой?