Страница:
39 из 104
Частично могу восстановить по записке, которую мама нашла, когда разбирала мой чемодан: "Леха! Берем пять сухарей и один агдам дляразгона". Потом взяли без пяти минут докторскими руками ключ и пошли в назначенное помещение.
Стекол мы не били, побоялись, но сметана в постелях была, и стул был привешен к люстре. Потом началась экспансия в коридор. Я лично (сожалею до сих пор) вылил ведро помоев в пианино, которое ежевечерне досаждало мне пытливым теньканьем. Потом в мужском сортире на третьем этаже была снята с петель дверь и выброшена в окно того же этажа, а в женском - разбита об колено раковина.
Утром же комендантша демонстрировала нам матрацы, заблеванные с пятого по первый этаж. Эти матрацы, как языки, вывешивали из окон не то на проветривание, не то на просушку. Я действительно припоминаю, что коллегу Мишу немного рвало. Спорить было нечего.
- Вас нюхать - закусывать хочется! - орала комендантша.
Но все обошлось, мы уехали целыми и невредимыми.
Потом, однако, в деканат пришло письмо с требованием провести расследование и всех расстрелять. Туда же комендантша прислала неосторожно оставленную в номере стенгазету "Собутыльник", куда наши товарищи-медики писали о своих впечатлениях от подруг и напитков. Впрочем, никто нас не тронул и концов не нашли. На следующий год меня снова отправили, но уже не в сам Калининград, а в Балтийск, на сборы. Правда, Оконный Блевун Миша, которого направили в другую зону, все равно мне крикнул:
- Леха! Покажи там этим писателям!...
Не привелось.
Гангстер
Гангстер был моим пациентом.
|< Пред. 37 38 39 40 41 След. >|