Кысь   ::   Толстая Татьяна

Скажем, крышки. Опять-таки, простой голубчик, из жалостливых, как бы рассудил? — взять все крышки да попросту и раздать. Мигом бы слух прошел, набежало бы народу, — не продохнуть, толчея, давка, крики; на закукорках у ходячих — увечные, те, кого в прошлые разы подавили; вопят: «Инвалиду!.. Инвалиду крышку!!!»; в толпе дети малые снуют, — по карманам шарить, подворовывать; кто кота на веревке тащит, кто козляка, чтоб лишнюю крышку прихватить: это, дескать, шурин мой, тоже хочет, а что у него шерсть, рога али вымя, — дак это, голубчики, Последствие, али вы сами беленькие? — то-то.

Друг друга поубивают, крышек натащат сколько повезет, — у кого и сердце насмерть лопнет таскаючи, — а опосля в избе сидят, смотрят чего набрано, сами в ум не возьмут: а чего с ними делать-то? Чего ими покрывать? Эта велика, а та мала, никуды не приткнешь. Повертят-повертят, побьют с досады, да и свалят на задний двор под плетень.

Нет, с нами так нельзя.

Вот Варсонофий Силыч все это рассудивши, да рассмотревши, да думу думавши, и решает: крышек нипочем не выдавать. И народ, и крышки целее будут.

А еще думает: коли суп без крышек кипит, дак он наваристее выходит, вроде как уседает. Оно и вкусней.

А еще думает: коли крышек нетути, дак мечта у каждого будет заветная: эх, крышечку бы мне! А с мечтой и жить сподручней, и засыпать слаще.

Вот оно-то и есть государственный ум.