Лафертовская маковница   ::   Погорельский Антоний

В конце обеда принесли Онуфричу письмо; он распечатал - и на лице его изобразилась радость. Потом он встал из-за стола, поспешно надел новый сюртук, взял в руки шляпу и трость и готовился идти со двора.

- Куда ты идешь, Онуфрич? - спросила Ивановна.

- Я скоро ворочусь, - отвечал он и вышел.

Лишь только он затворил за собою дверь, как Ивановна начала бранить Машу.

- Негодная! - сказала она ей, - так-то любишь и почитаешь ты мать свою? Так-то повинуешься ты родителям? Но я тебе говорю, что приму тебя в руки! Только смей опять подурачиться, когда пожалует к нам завтра Аристарх Фалелеич!

- Матушка! - отвечала Маша со слезами, - я во всем рада слушаться, только не выдавайте меня за бабушкина кота!

- Какую дичь ты опять запорола? - сказала Ивановна. - Стыдись, сударыня; все знают, что он титулярный советник.

- Может быть, и так, матушка, - отвечала бедная Маша, горько рыдая, но он кот, право, кот!

Сколько ни бранила ее Ивановна, сколько ее ни уговаривала, но она все твердила, что никак не согласится выйти замуж за бабушкина кота; и наконец Ивановна в сердцах выгнала ее из комнаты. Маша пошла в свою светлицу и опять принялась горько плакать.

Спустя несколько времени она услышала, что отец ее воротился домой, и немного погодя ее кликнули. Она сошла вниз; Онуфрич взял ее за руку и обнял с нежностию.

- Маша! - сказал он ей, - ты всегда была добрая девушка и послушная дочь!

Маша заплакала и поцеловала у него руку.