Лев Толстой   ::   Горький Максим

Некто, всегда глупый и спокойный, точно утюг, спросил его:

- Это вы о чем?

Он пристально взглянул на него, наклонился ниже, заглядывая на террасу, где сидели доктор Никитин, Елпатьевский, я, и спросил:

- Вы о чем говорите?

- О Плеве.

- О Плеве... Плеве...- задумчиво, с паузой повторил он, как будто впервые слыша это имя, потом встряхнулся, как птица, и сказал, слабо усмехаясь:

- У меня сегодня с утра в голове глупость; кто-то сказал мне, что он прочитал на кладбище такую надпись:

Под камнем сим Иван Егорьев опочил,

Кожевник ремеслом, он кожи всё мочил,

Трудился праведно, был сердцем добр, но вот

Скончался, отказав жене своей завод.

Он был еще не стар и мог бы много смочь,

Но бог его прибрал для райской жизни в ночь

С пятницы на субботу страстной недели...

и еще что-то такое же...

Замолчал, потом, покачивая головою, слабо улыбаясь, добавил:

- В человеческой глупости - когда она не злая - есть очень трогательное, даже милое... Всегда есть...

Позвали обедать.

XXXVI

"Я не люблю пьяных, но знаю людей, которые, выпив, становятся интересными, приобретают несвойственное им, трезвым, остроумие, красоту мысли, ловкость и богатство слов. Тогда я готов благословлять вино".

Сулер рассказывал: он шел со Львом Николаевичем по Тверской, Толстой издали заметил двух кирасир. Сияя на солнце медью доспехов, звеня шпорами, они шли в ногу, точно срослись оба, лица их тоже сияли самодовольством силы и молодости.