Любовница   ::   Вишневский Януш

Да, именнотак. Она помнит, что с определенного времени не способна была это определить по-другому.

Только иногда ненадолго ей казалось, что дерзко и абсурдно думать об этом, когда они лежали, прижавшись друг к другу, нагие, липкие от пота и его спермы, и он шептал ей все евангелия любви, и она чувствовала, как с каждой прошептанной фразой его член все шире раздвигает ей бедра.

Жрец с подступающей эрекцией.

Наверно, это был грех, святотатство, иконоборство, но тогда она чувствовала именно так.

Он был тогда посредником – именно жрецом – между чем-то мистическим и окончательным и ею. Поскольку любовь тоже мистическая и окончательная и у нее тоже есть свои евангелия. Есть у нее и свое причастие – когда принимаешь в себя чье-то тело.

Потому он был для нее словно жрец.

А когда он ушел, она уже не могла понять смысла своей плотскости и женственности. Зачем они? Для кого?

Зачем ей груди, если он не прикасается к ним или если они не кормят его детей?

Зачем?

Она испытывала к себе отвращение, когда мужчины пялились на ее грудь, если она не скрывала ее просторным черным шерстяным свитером или если утром надевала обтягивающую блузку. Эта грудь была только для него. И для его детей.

Так решила она.

Потому через три месяца после его смерти она захотела ампутировать груди.

Обе.