Лошадиный Суп   ::   Сорокин Владимир Георгиевич

Слегка загоревший за две недели переездов Алеша рассказывал Оле про воровство на отцовской даче в Барвихе:

- Народ просто озверел, не то слово! На минуту калитку не запер залетают и метут все подряд. Оставил гамак - срезают гамак, оставил белье тащат белье, оставил лопату - тащат лопату, оставил бочку... что с тобой?

Смертельно побледневшая Оля остекленело уставилась на проткнутый вилкой кусок лобстера. В голове ее словно лопнул тугой белый шар и зазвенела бесконечная пустота. Оля впервые в жизни увидела пищу, которую едят люди. Вид этой пищи был страшен. И что самое страшное - она была тяжела какой-то окончательной смертельной тяжестью. Наливающийся белым свинцом кусок лобстера дышал смертью. В холодном поту Оля приподнялась на одеревеневших руках, и ее вырвало на стол. Ей показалось, что ее рвет могильными камнями. Заплатив за damage 20 франков, Алеша повел ее в отель. По дороге Олю трижды рвало. В отеле ночью ее вывернуло наизнанку, но Алеша побоялся вызывать врача из-за опасности надолго застрять в обстоятельной Женеве.

- Тебе просто что-то попало, зайка, - клал он ей лед к вискам. - Мы ели все пополам. Если это что-то инфекционное - меня бы тоже рвало. Дыши глубже и думай про снег, снег, снег, свежий русский снег.

К утру Оля заснула, в два часа проснулась, тряхнула тяжелой головой, разлепила сухие губы. Тошнота полностью прошла. Захотелось апельсинового сока и тоста с клубничным джемом. Алеша подремывал рядом.

- Пошли есть, слон, - встала она.

- Все о'кэй, зайка? - потянулся он. - Я же говорил - грязь попала.