JК
Маисовые люди :: Астуриас Мигель Анхель
Страница: 148 из 323Вот тебе шесть монет, если ты такой вредный. А вообще, люблю деловых людей, никого они не пожалеют!
— Не вредность это, надо так, а то разоримся. Одни бездельники даром пьют. Водка пропадет — ее из брюха не выудишь, — и друга потеряешь или врага наживешь. Выпьют, а потом говорят: веди меня в тюрьму! А что с нее, с тюрьмы? Хорошо пьешь, смачно. Что-то и меня подмывает…
— Дай бутылочку, продам.
Они обменялись — Двуутробец взял тыкву, Револорио бутыль, которую приходилось наклонять все сильнее.
— Налей, кум! Сейчас тебе заплачу.
— Сам видишь, кум, я тебе доверяю: налью, а потом уж плату беру… А может, просто я очень живой. Бабушка моя говорила: «Живи, как живется, и жив будешь». Не заплатишь — и ладно, вычту из нашей выручки, тысяча двести будет, не меньше, оно и сойдется.
Двуутробец выпил. Лицо у него горело, глаза сверкали, волосы встали дыбом, но внутри, когда он пил, захолодело, даже ноги пробрало, все такие же распухшие, как в те дни, когда он, слепой, милостыню просил под деревом у себя в Писигуилито. Выпил Двуутробец, почувствовал, что свалился на груду шерсти, отсчитал шесть монет и стал осторожно вырывать у кума бутыль.
— Дай-ка мне, кум, нашу бутылочку… нашу красоточку… я тебе налью!
— Ты уж побольше, по-солдатски!
— По-генеральски, да хоть бы и по-мертвецки, все водка! А деньги возьму, да.
— Я тебе плачу, кум, а ты мне налей.
— На шесть монет водки моему куму! Водка запенилась в тыкве.
— Пенится, потому что хорошая.
— Не вредность это, надо так, а то разоримся. Одни бездельники даром пьют. Водка пропадет — ее из брюха не выудишь, — и друга потеряешь или врага наживешь. Выпьют, а потом говорят: веди меня в тюрьму! А что с нее, с тюрьмы? Хорошо пьешь, смачно. Что-то и меня подмывает…
— Дай бутылочку, продам.
Они обменялись — Двуутробец взял тыкву, Револорио бутыль, которую приходилось наклонять все сильнее.
— Налей, кум! Сейчас тебе заплачу.
— Сам видишь, кум, я тебе доверяю: налью, а потом уж плату беру… А может, просто я очень живой. Бабушка моя говорила: «Живи, как живется, и жив будешь». Не заплатишь — и ладно, вычту из нашей выручки, тысяча двести будет, не меньше, оно и сойдется.
Двуутробец выпил. Лицо у него горело, глаза сверкали, волосы встали дыбом, но внутри, когда он пил, захолодело, даже ноги пробрало, все такие же распухшие, как в те дни, когда он, слепой, милостыню просил под деревом у себя в Писигуилито. Выпил Двуутробец, почувствовал, что свалился на груду шерсти, отсчитал шесть монет и стал осторожно вырывать у кума бутыль.
— Дай-ка мне, кум, нашу бутылочку… нашу красоточку… я тебе налью!
— Ты уж побольше, по-солдатски!
— По-генеральски, да хоть бы и по-мертвецки, все водка! А деньги возьму, да.
— Я тебе плачу, кум, а ты мне налей.
— На шесть монет водки моему куму! Водка запенилась в тыкве.
— Пенится, потому что хорошая.