Маисовые люди   ::   Астуриас Мигель Анхель

Скажем, видел я, что моя матушка скончается, и тут мне сказали, что ее суком большим убило. А я сам видел: она падает, как листик, даже руку протянул, да как ей поможешь, если она в горах, далеко?

— А жена твоя… — начал Иларио, переворачиваясь на циновке подрумяненной спиной кверху. Ему не давали спать и усталость, и толки о черте, и храп Касимиро, от которого несло какой-то дрянью, и мысли о несчастном письмоноше, из человека обратившемся в койота, и святые со звериным взором — что за свинство!… Нет, это надо же, Пресвятой Деве — оленьи глаза!…

— Жена… — Рамос подобрал под себя ноги. — Разошлись мы, — жалобно сказал он. — Я ее с детьми отослал в Агуасарку. Истая она разбойница…

— А ты один остался? У вас-то детей не было?

— Нет. То-то ее к своим и тянет. Любовь — это все врут, а на самом деле человеку детей хочется. Увидишь ты бабу, захочешь с ней спать, а дело тут в ребенке! Спишь ты с ней, греешь, целуешь, слова говоришь, а ребенок в этом во всем главный. Да, ушла она со своими детьми… так всегда бывает, когда на детной женишься… оставят тебя старого, слабого… Закурим?

— Не люблю я лежа курить…

— Жил я с ней и не жалею, Иларио. Каяться-то каюсь, старые всегда каются, да поздно. Худо ли было, хорошо ли, а время пройдет, и примерещится, что даром жизнь прошла…

— Ты не очень дыми — Касимиро чего-то ворочается. Эй, Касимиро!…

— Для того детей и заводят, чтобы в старости не казалось, будто даром небо коптил, дни считал.