JК
Мальчик из Брюгге :: Синуэ Жильбер
Страница: 281 из 309Ян задумчиво шагал между Идельсбадом и доном Педро.
Драма, разыгравшаяся в Ольтрарно, была у всех на устах, и отовсюду звучал один и тот же вопрос: «Когда, в какой день, в какой момент несчастье перекинется через реку?»
Страх, о котором так образно выразился принц Энрике, поселился в Яне и больше не покидал его.
В каком уголке памяти спряталось ощущение безмятежной жизни? На какой странице книги судеб, в каком месте стерли главу, посвященную его детству? Ведь Ян чувствовал, как от него оторвалась какая-то часть его самого, и взору открылся мир, о котором он не подозревал. Мир важных персон. Мир вечной ночи, лишенной звезд. Не в нем ли отныне надо учиться жить? Не хотелось в это верить. Ван Эйк, Идельсбад, Козимо, дон Педро, Кателина, принц Энрике, Мод служили доказательством того, что была и другая, темная, сторона жизни. Существовала и светлая, но как же болезненно было то чувство, которое жгло его сердце! Осиротев после смерти Ван Эйка, он сегодня надел траур по оторвавшейся части своей жизни. Закрылась дверь наподобие той, что защищала «собор» его мэтра, но от этой у него никогда не будет ключа.
— Взгляните! — вдруг сказал дон Педро. — Там, у одной из дверей баптистерия… Тот лысый мужчина — Лоренцо Гиберти. Пойдемте поздороваемся…
Но едва они приблизились, как их остановили два охранника.
— Сожалеем, — заявил один, — но дальше вы не пройдете. Запрещено.
— Знаю, — отмахнулся дон Педро. — Но я друг Гиберти.
Драма, разыгравшаяся в Ольтрарно, была у всех на устах, и отовсюду звучал один и тот же вопрос: «Когда, в какой день, в какой момент несчастье перекинется через реку?»
Страх, о котором так образно выразился принц Энрике, поселился в Яне и больше не покидал его.
В каком уголке памяти спряталось ощущение безмятежной жизни? На какой странице книги судеб, в каком месте стерли главу, посвященную его детству? Ведь Ян чувствовал, как от него оторвалась какая-то часть его самого, и взору открылся мир, о котором он не подозревал. Мир важных персон. Мир вечной ночи, лишенной звезд. Не в нем ли отныне надо учиться жить? Не хотелось в это верить. Ван Эйк, Идельсбад, Козимо, дон Педро, Кателина, принц Энрике, Мод служили доказательством того, что была и другая, темная, сторона жизни. Существовала и светлая, но как же болезненно было то чувство, которое жгло его сердце! Осиротев после смерти Ван Эйка, он сегодня надел траур по оторвавшейся части своей жизни. Закрылась дверь наподобие той, что защищала «собор» его мэтра, но от этой у него никогда не будет ключа.
— Взгляните! — вдруг сказал дон Педро. — Там, у одной из дверей баптистерия… Тот лысый мужчина — Лоренцо Гиберти. Пойдемте поздороваемся…
Но едва они приблизились, как их остановили два охранника.
— Сожалеем, — заявил один, — но дальше вы не пройдете. Запрещено.
— Знаю, — отмахнулся дон Педро. — Но я друг Гиберти.