Страница:
23 из 24
Понял?
- Понял, - ответил Гарусов и хотел идти.
- Постой, не лотошись. Приходи вечером ко мне на кухню.
Гарусов пришел, и она его накормила. Так он начал ходить к Марье Федоровне на кухню. Сначала она его подкармливала просто из справедливости, а потом полюбила. Все ее трогало в Гарусове: нежный рост, бахромчатая улыбка, серьезный взгляд.
- Далекий мальчик,- говорила она.
Кормила она Гарусова не из общего котла, а из своей личной порции. "Мое, не сиротское, кому хочу, тому даю". Сама она почти ничего не ела. "Повару есть не надо, он съестным духом сыт",- объясняла она своей помощнице Любе. Но Любе съестного духа решительно не хватало. Она ела жадно и стыдливо, избегая осуждающих глаз Марьи Федоровны. Иногда жаловалась подруге-нянечке: "Так она на меня ненавистно смотрит, будто я какой аборт делаю". А вообще-то она Марью Федоровну крепко уважала.
На кухне было тепло. Отдыхала большая плита. Управившись с ужином и помыв посуду, Марья Федоровна с Любой подолгу сидели у стола и разговаривали. И маленький Гарусов тоже рядом с ними пристраивался в тепле.
Говорили о войне. У Любы на фронте был муж и брат, и от обоих вестей не было. Она частенько плакала. Марья Федоровна - та не плакала никогда, хотя и у нее был на войне сын, сорока пяти лет, и писем не слал. "Жив - отыщется", говорила она.
Для Марьи Федоровны, в отличие от Любы, все было ясно: много народу погибнет, но все же немца победим, потому что у нас жила толстая, а у него одно сухожилие.
И все-то она знала.
|< Пред. 20 21 22 23 24 След. >|