JК
Марфа-посадница :: Балашов Дмитрий Михайлович
Страница: 23 из 671Пастух стада святого, руководитель духовный… Никак отоспаться не может! Радости не чает, что сбежал от подвига назад, в Новгород.
Всегда к каждому из трех, сменявших друг друга соловецких игуменов и к Павлу, и к Феодосию, и к этому, последнему — относился Зосима с почтительным смирением и с сокрушением неложным провожал их из монастыря.
Но все яснее и яснее становилось и самому Зосиме, и всем прочим, что лишь ему одному и никому более по плечам сей груз, крест и искус — руковожения братией соловецкой. Паки и паки смиряя себя перед пришлыми настоятелями, Зосима уже давно был вождем духовного стада своего и не мог им не быть. Не потому ли еще не выдерживали в монастыре приезжие игумены? И долг перед святою обителью Соловецкой достоит исполнить ему, Зосиме, и никому больше.
И вот, стоя под вековыми сводами высокого каменного храма, несколько позади и в стороне от местной братии, он молится о смирении гордыни своей:
«Недостоин, Господи, недостоин! Последний из грешников я, что прибегают к безмерной доброте твоей. Прости и помилуй мя. Господи, прости и помилуй!»
И, просветленный молитвою, постепенно начинает чувствовать тот покой, в котором рождается упорство труда и подвига духовного.
К трапезе Зосиму нежданно пригласил сам онтоновский настоятель. Не очень разбираясь в сложных отношениях новгородской вятшей господы, Зосима, в простоте душевной, ожидал самое большее — сожалительного снисхождения к себе. Меж тем он был встречен так, словно вчерашнее позорище только прибавило ему почета.
Всегда к каждому из трех, сменявших друг друга соловецких игуменов и к Павлу, и к Феодосию, и к этому, последнему — относился Зосима с почтительным смирением и с сокрушением неложным провожал их из монастыря.
Но все яснее и яснее становилось и самому Зосиме, и всем прочим, что лишь ему одному и никому более по плечам сей груз, крест и искус — руковожения братией соловецкой. Паки и паки смиряя себя перед пришлыми настоятелями, Зосима уже давно был вождем духовного стада своего и не мог им не быть. Не потому ли еще не выдерживали в монастыре приезжие игумены? И долг перед святою обителью Соловецкой достоит исполнить ему, Зосиме, и никому больше.
И вот, стоя под вековыми сводами высокого каменного храма, несколько позади и в стороне от местной братии, он молится о смирении гордыни своей:
«Недостоин, Господи, недостоин! Последний из грешников я, что прибегают к безмерной доброте твоей. Прости и помилуй мя. Господи, прости и помилуй!»
И, просветленный молитвою, постепенно начинает чувствовать тот покой, в котором рождается упорство труда и подвига духовного.
К трапезе Зосиму нежданно пригласил сам онтоновский настоятель. Не очень разбираясь в сложных отношениях новгородской вятшей господы, Зосима, в простоте душевной, ожидал самое большее — сожалительного снисхождения к себе. Меж тем он был встречен так, словно вчерашнее позорище только прибавило ему почета.