JК
Марфа-посадница :: Балашов Дмитрий Михайлович
Страница: 606 из 671Только пар отдыхания подымался тысячами белых клубков над площадью. Потом началось шевеление, ропот, кругами, шире и шире. Распространяясь, он перешел в крик:
— Не дадим! Не позволим!
— Обманули бояра, за нашей спиной сговорили!
— Не дадим!
— Где старосты наши?
— Лытка, Федор, ты скажи, было то ай нет?
Федор стоял перед толпой, прямой, огромный, опустив руки, и по лицу у него, как давеча, в Думе государевой, текли слезы. Он не говорил ничего, но от ближних, что видели эти слезы, пробивающиеся по заиндевелым щекам и льдинками застревающие в курчавой, седой от мороза бороде, к дальним рядам, до самого края площади, больше, чем от слов, сказанных вечевым дьяком, доходил смысл сказанного и содеянного государем. Федор, так и не сказав ничего, кивнул головой, поднял руку, махнул и, закрыв глаза, поворотился, сгорбившись. И разом тысячеголосый стон пролетел над толпой.
— Как дело было?
— Сказывай!
Вышел Захар Брех.
— Братья! Ни в какую не могли сговорить! За горло взели! Как на Москвы, и все тут! Боярам только вотчины дали, а вече и суд и все под Московского князя!
— Кривой! — звала в отчаяньи площадь. Тот только взмахнул рукой: да, мол! Выкрикнул: «Не допустим!» — и смолк.
Харитон, из всех сохранивший присутствие духа, выступил за ним и подробно рассказал, что и как было. Что самого государя не видели, но бояра выходили к нему спрашивать каждый раз и что надежды на то, что требование убрать вече пересмотрят, нет никакой.
— Не дадим! Не позволим!
— Обманули бояра, за нашей спиной сговорили!
— Не дадим!
— Где старосты наши?
— Лытка, Федор, ты скажи, было то ай нет?
Федор стоял перед толпой, прямой, огромный, опустив руки, и по лицу у него, как давеча, в Думе государевой, текли слезы. Он не говорил ничего, но от ближних, что видели эти слезы, пробивающиеся по заиндевелым щекам и льдинками застревающие в курчавой, седой от мороза бороде, к дальним рядам, до самого края площади, больше, чем от слов, сказанных вечевым дьяком, доходил смысл сказанного и содеянного государем. Федор, так и не сказав ничего, кивнул головой, поднял руку, махнул и, закрыв глаза, поворотился, сгорбившись. И разом тысячеголосый стон пролетел над толпой.
— Как дело было?
— Сказывай!
Вышел Захар Брех.
— Братья! Ни в какую не могли сговорить! За горло взели! Как на Москвы, и все тут! Боярам только вотчины дали, а вече и суд и все под Московского князя!
— Кривой! — звала в отчаяньи площадь. Тот только взмахнул рукой: да, мол! Выкрикнул: «Не допустим!» — и смолк.
Харитон, из всех сохранивший присутствие духа, выступил за ним и подробно рассказал, что и как было. Что самого государя не видели, но бояра выходили к нему спрашивать каждый раз и что надежды на то, что требование убрать вече пересмотрят, нет никакой.